Психология с человеческим лицом. Гуманистическая перспектива в постсоветской психологии (сборник)

Таким образом, личность как специфическая, не сводимая к другим измерениям конструкция не является самодостаточной, в себе самой несущей конечный смысл. Смысл этот обретается в зависимости от складывающихся отношений, связей с сущностными характеристиками человеческого бытия. Иначе говоря, сущность личности и сущность человека отличны друг от друга тем, что первое есть способ, инструмент, средство организации достижения второго, а значит первое получает смысл и оправдание во втором. Поэтому, возвращаясь к дискуссии вокруг отрывка из работ М.М.Бахтина, мы можем утверждать, что личность как психологический инструмент может “овнешняться”, о ней можно говорить “заодно” и это отнюдь не противоречит трансцендирующей, изменяющейся природе человека. Что касается неизбежно возникающего расхождения, противоречия между “вещным” (конечным) и “смысловым” (потенциально бесконечным), то оно в свете сказанного не есть препятствие объективному познанию личности, обходить которое надо возвеличивая осязаемое “вещное” в ущерб неясному “смысловому”. Следует не избегать, не маскировать это противоречие, а, напротив, выделить и зафиксировать его как первую объективную данность. Конечно, задача психолога тогда весьма усложняется – он должен уметь соотносить личность с тем, что бесконечно ее больше, соотносить определенное и определяемое, с тем, что неопределенно и неопределимо. Но именно это соотнесение, напряжение, разность потенциалов, есть важнейшее условие существования личности, собственно то, что и придает этому существованию истинный смысл, энергию и масштаб.

* * *

Предложенное понимание личности ведет к существенному пересмотру целого ряда проблем и подходов. Например, проблемы психического здоровья, нормы , нормального развития личности. Определение нормы относится к числу, наверное, самых нелюбимых вопросов, который стараются, по возможности обойти. Когда же избежать этого нельзя, то все продолжает сводиться, в конечном итоге, либо к статистическим критериям (такой как большинство),либо к адаптационным, гомеостатическим (хорошая приспособляемость, уравновешенность со средой), либо к негативным (пока явно не болен, то здоров) и т.п. Приглядевшись к этим критериям, нетрудно увидеть, что они пришли в психологию, главным образом, из дисциплин естественного цикла. Так из биологии (в частности, из физиологии) пришли понятия адаптивности и гомеостазиса, из медицины – модели здоровья как отсутствия болезней и т.п. Будучи примененными к личности, эти критерии оказываются явно недостаточными, редуцированными, хотя при этом по-прежнему активно используются [7] .

Возможность качественно иного понимания нормы возникает тогда, когда мы разводим понятия “человек” и “личность”, когда начинаем рассматривать личность как инструмент, орган, орудие обретения человеческой сущности. В этом случае характеристика личности, ее “нормальность” или “аномальность” будет зависеть от того, как служит она человеку, способствует ли ее позиция, конкретная организация и направленность приобщению к родовой человеческой сущности или, напротив, разобщает с этой сущностью, запутывает и усложняет связи с ней. Таким образом, понятие нормы приобретает иную адресность и вектор: не к статистике, адаптации и т.п., а к представлению о человеческой сущности, к образу человека в культуре. Другими словами, проблема нормального развитая личности ставится в зависимость от проблемы нормального развития человеке. Последнее, в самом общем виде, понимается, как такое развитие, которое ведет к обретению человеческой сущности, к соответствию понятию “человек”.