Психология свободы

Второй уровень вредности – у позитивного психогнёта. Ну, у психообразований, им оборачивающихся. То есть интересов и заинтересованностей, затем возжеланий и вожделений, и ещё многих других пар или триад. Специально гнетущей составляющей ни у одного из этих образований нет, и гнетут они лишь неспециально – просто тем, что их приходится психонести. То есть гнёт позитивного вида вреден, но всё же только с точки зрения медитации, а не жизни вообще. И нейтральный гнёт – тоже вреден только с этой точки зрения. С тем, однако, что эта точка находит его м'eнее вредным, нежели позитивный. Поскольку позитивные гнётные образования – имеют тенденцию к б'oльшим интенсивностям. Что называется, на то он и позитив, чтобы хотеть его больше! Но интенсивней чувство, так и психику грузит значительней. В общем, неум'eренны мы в возжеланиях и прочем подобном – на ступень больше неумеренности в наших задаваемостях себе. Или занятостях – как метящих текучки дел чувствах. Что теоретизационно и отображаем, относя гнётные нейтраль и позитив к смежным гнётным уровням. Но это в целом, а в частностях бывает по-разному: вполне можно представить такую заинтересовавшесть чем-то, что психонагружать тебя – её перенос будет не больше, чем перенос рядовой твоей заданности себе.

Третьему уровню принадлежат помехи, опаски, допуски и прочие негативногнётности. У них есть специально гнетущая составляющая. Являющая добавок вредности – к характерной для позитивно-гнётных образований. Оттого и повышаем уровень до третьего.

И забыли упомянуть – о заботах и озабоченностях, внутреннем должествовании и долге. Как образчиках промежуточного гнёта. Их-то куда сунуть – в порядке второй линии классификации? А пойдут где-то меж гнётом второго и третьего уровней – безымянным подуравнем.

Последний же уровень – четвёртый. На нём болезненные психообразования, искусственно продуцируемые. То есть над'yманно приходишь к ним в своём внутреннем мире. В общем, автоугнетённости всякие, типа безусловностей, гнётных самодовлений (среди которых наиболее распространены надуманности и навязчивости), ну и прочее в том же духе возможное.

Все они являют неправильную, порочную нашу сориентированность в делании из себя. Которая как нож: можно сделать им что-нибудь полезное, а можно ненароком порезать и палец. Разводя делаемость из себя в виду жизни, можно из последней изготовить нечто раеподобное, но можно и адоподобное. Мучить себя – человек ненарочный мастер, ублажать себя – мастер нарочитый. Хотя, наибольшие самоублажённости тоже получаются лишь ненарочно. Принадлежа, то есть, к жизненным вещам класса "нарочно не придумаешь!"

Безусловность это какой-либо смысл, по поводу внешнести заключившийся, да в награждённости статусом сверхсмысленности. Как того, что в сути своей значимости не подлежит сомнению. То есть ты – при заведомости присутствия того смысла! Сам себя блокируешь – в подспудной нарочитости того. Чтоб не взяться за тот смысл – на предмет пересмотра.

Сказать глубинней, ситуация та, что так, через дополнительную порцию обычной перетворяемости (посредством делания из себя) во всякое жизненное, да невольно (а зачастую ещё и неявно!) как бы "схватил себя за руки" – в работе с тем смыслом, на предмет его видоизменения. Так, болезненно влюблённый просто не м'oжет плохо думать о предмете своей любви.  В социальной психологии широко известен момент, когда гнев мужа обращается на принёсшего ему доказательства измены жены, вместо обращаемости на саму жену. Ясно, что любовь здесь у мужа – безусловное чувство. Или сказать – чувство как безусловность. Навязчивость же – невольное перманентное умозаключание. Точнее, та смыслопосылка, которую оно раз за разом наводит. Так что посылка та – на тебя уже психодавит. Ещё бы нет, ведь от неё не можешь избавиться – в силу нев'oльной её приходящести.

Умозаключание – как длящесть – венчается умозаключением. Как свершённостью. Соответственно воображание – венчается образом. Который тоже способен становиться навязчивостью. Так сказать, начав для тебя довлеть в самом себе. Если ты его до такого допустил.

Вообще сказать, навязчивым во внутреннем мире может стать любое из там возможного, прояви только слабость перед ним. Как внутренний феномен воли излишне устранившись – в деле обуславливания того психоэлемента. Того частного психонаполнителя, чем бы он ни был.

Но недостаток волевого присутствия – только пол-дела. А вторая тут половина – внутренняя перепнутость, нашедшая себе выход (ну, разрядку!) как раз в производстве той смыслопосылки или образа. От найденной разряжаемости общенамеренческая взвинченность "тупо не желает" отступаться, непрерывно её употребляя, – вот тогда-то образ и становится навязчивым. Ещё бы нет, коль в нахождение его разрядка воплошается, а требуется-то она  – как таковая – непрерывно.

И наконец, понятие надуманности. Надуманность есть некая неадекватная умственная трактовка. Противоречащая общему контексту жизненной текучки. Трактовка чего-либо, по жизни встреченного.