Один сотрудник тюрьмы, ушедший на пенсию после многих лет службы, обнаружил, что соскучился по своей работе, — и вернулся на условиях неполной занятости. Вскоре после этого члены двух соперничающих банд наркодилеров затеяли драку во дворе. (Они назвали эту стычку «войной»: личностям такого типа часто свойственна мания величия.) Сотрудники тюрьмы, в том числе и наш пенсионер, ринулись их разнимать. В неразберихе общей схватки ему наносили удары руками и ногами, в результате чего он получил немало синяков. Пару дней он не выходил на работу, но потом вернулся. Его отношение к службе было совсем не таким, как у тех, кто пытается использовать самые мелкие медицинские отговорки, чтобы отвертеться от работы. Я признался ему, что очень удивлен его скорым возвращением. Его ответ сохранился у меня в памяти как пример современного стоицизма: «За тридцать лет я получал на службе травмы всего три раза, — сообщил он мне. — Не так уж плохо, как по-вашему, доктор?»
Конечно же, я не хочу представлять тюремных служащих какими-то лубочными святыми, да и сами они не желали бы быть изображенными столь нелепым образом. Зачастую это были сильно пьющие ребята, не претендовавшие на какую-то особую утонченность. И потом, как я отмечал выше, если кто-то из них и оказывался человеком скверным, то он был уж
Сотрудников тюрьмы (даже таких) было непросто выгнать по двум причинам. Во-первых, когда они вели себя дурно, они делали это тайком. По современному трудовому законодательству сложно уволить работника лишь на основании подозрений, какими бы сильными те ни были: необходимо иметь доказательство нарушений. Во-вторых, защита своих очень важна для тюремных служащих. По крайней мере так явствует из моего опыта.
Так, среди сотрудников нашей тюрьмы был один любитель издеваться над слабыми, который (как мы сильно подозревали) портил оборудование, предназначенное для срочной реанимации на месте. Всякий раз, когда осматривались или использовались эти приборы, выяснялось, что не хватает какой-то маленькой, но важной детали, хотя мы знали, что после обнаружения предыдущей недостачи нужный компонент добыли и поставили. Иными словами, какой-то сотрудник тюрьмы (мы подозревали, что это каждый раз один и тот же) нарочно извлекал деталь — вероятно, чтобы помешать попыткам реанимации, которые будут предприниматься в будущем. Вряд ли надо подчеркивать явно преступный умысел такого поступка. (Через несколько лет, готовя отчет по поводу одной смерти, случившейся в тюрьме, я обнаружил схожее явление, имевшее место в пенитенциарном заведении, которое находилось в двух сотнях миль от упомянутого. Причем это не мог быть один и тот же человек: к тому времени первый ушел на пенсию.)
Второй сотрудник тюрьмы, о котором я хочу рассказать, был еще хуже первого (если допустить, что оборудование портил один и тот же служащий). Он прошел курсы медбратьев, поэтому его направили на работу в больничное крыло. Эта двойная подготовка (как тюремного служащего и как медбрата) дала ему дополнительные возможности для проявлений садизма.
Как-то раз я посещал в камере одного из заключенных, а этот служащий меня сопровождал. Едва мы вошли, арестант упал на пол, и у него начался эпилептический припадок.
— Нечего тут выделываться перед доктором, — сурово бросил медбрат человеку, дергающемуся на полу в бессознательном состоянии.
— Между прочим, офицер, у него настоящий эпилептический припадок, — сообщил я ему.
Некоторое время спустя еще один узник получил серьезный химический ожог глаза и в результате ослеп на один глаз. Нашего служащего-медбрата заподозрили в том, что именно он причинил эту травму с помощью какого-то ядовитого вещества. Но жертва отказывалась свидетельствовать против него, боясь возмездия. Мне кажется, этот страх не имел под собой оснований (в подобных случаях медбрата не стали бы защищать даже его собратья — тюремные служащие), но я вполне понимал, чем он вызван.
Позже этого служащего уволили за какое-то неоднократное и довольно мелкое административное нарушение: в этом случае собрать доказательства легче, чем в случае серьезного проступка. Таким образом, хотя официально заявленная цель трудового законодательства — идеальная справедливость, в действительности имеет место нечто совсем другое. То же самое касается бесчисленного множества бюрократических установлений, направленных на то или иное «улучшение» или «усовершенствование».
5
Деньги жулья
Тюрьма изменилась за пятнадцать лет моей работы в ней — и по большей части к лучшему. Я пришел вскоре после того, как в каждую камеру поставили унитаз, подключенный к канализации («встроенный туалет»): до этого ежедневно проходило «выгребание» — опустошение специального ведра, которое ставили узникам на ночь для отправления естественных потребностей (днем их выводили в общий туалет). Теперь мне кажется невероятным, что такие условия могли существовать еще в 1980-е годы, не вызывая почти никакого протеста.