Психология убийцы. Откровения тюремного психиатра

Тюремное арго, как и всякий жаргон, меняется стремительно. У меня есть великолепный словарь языка тюрьмы и преступного мира, составленный Эриком Партриджем и вышедший в 1949 году, когда я родился. Как выяснилось, мне незнакомы почти все выражения из приведенных на сотнях его страниц. Даже столь известное многим и (как я предполагал) давнее выражение doing your bird (дословно — «делать свою птицу»), которое можно перевести как «отбывать тюремный срок», не попало в этот словарь. А «субжаргон» наркоманов вообще совершенно изменился с тех пор, как вышла эта работа. Там нигде не указывалось, что иглу и шприц называют the works (переводится в том числе как «механизм, машина»), и ничего не говорилось о track-marks (можно перевести как «дорожные метки») — когда видна воспаленная вена, которая обычно тянется вверх вдоль руки и в которую наркоман делает себе уколы.

Я специально просил сотрудников тюрьмы не пользоваться жаргоном наркоманов. Когда какой-нибудь заключенный говорил о «машине», я замечал: «Должно быть, вы имеете в виду шприц с иглой». Вместо track-marks я использовал научный термин «флебит»; вместо shooting up (дословно — «выстрел вверх»; у наркоманов означает «уколоться») говорил «сделать инъекцию». Когда они сообщали, что они hooked by heroin, то есть «подцеплены героином», я поправлял: «Вы хотите сказать, что решили принимать героин регулярно». Я еще до этого подметил, что работающие с наркозависимыми склонны перенимать их язык, якобы для того, чтобы казаться свойскими, дружелюбными и не склонными к осуждению, дабы лучше «лечить» их. На самом деле так происходило из-за того, что многие из этих работников втайне восхищались образом жизни наркоманов, хотя у них не хватало духу самим пойти по этому пути. Оставалось разве что говорить как они: на большее они не осмеливались.

А вот мне хотелось не столько установить дистанцию, сколько продемонстрировать, что я не завидую тому, что они знают, и тому, как они живут, — и не восхищаюсь этим. Заодно я хотел показать, что вовсе не желаю преуменьшать вред, который они себе наносят. Мне всегда казалась неправильной идея о том, что неприятие образа жизни той или иной личности или явная его критика непременно означает отказ признать ее человеком. Напротив, способность совершать дурные поступки если и не главная отличительная черта человеческого рода, то по крайней мере одна из таких черт. Сентиментальный подход, предполагающий, что для сочувствия какому-то человеку вы должны некритически принимать его мировоззрение, кажется мне фальшивым и в конечном счете унижающим этого человека. В любом случае никто не может принимать все и вся и последовательно придерживаться такого подхода. Для каждого есть (или должно быть) нечто выходящее за границы приемлемого.

Я обнаружил, что заключенные переняли и стали использовать своего рода «психотрёп» (несомненно, в тюрьмах сделали это лишь ненамного позже, чем где-либо еще). Они заявляли, что их «голова — это сарай», что с ней «надо бы разобраться», что их «голова исчезла», а когда они вели себя буйно, так это оттого, что они «ушли в это самое». Психотрёп можно определить как «исповедальные» разговоры, при которых исповедь не происходит: способ говорить о себе, ничего не выдавая.

Люди любят говорить о себе; психотрёп дает им возможность получить удовольствие от этого. Но он служит и для самооправдания. Скажем, выражение «голова исчезла» как бы подразумевает физиологическое расстройство, которое требует посторонней помощи, но не самоанализа или самоконтроля. Человек с «исчезнувшей» головой вовсе не напрашивается на сократический диалог, чтобы выяснить, где он ошибся, потеряв ее: он просит лишь проделать с ним какую-то медицинскую процедуру, схожую с пришиванием оторванного пальца, или же хочет, чтобы ему прописали какое-то чудодейственное лекарство, которое позволит ему «разобраться» с его собственной головой — подобно тому, как куриные яйца разбирают по размерам. Именно поэтому, едва очутившись за решеткой, наши наркозависимые скажут, что перестали бы принимать свое зелье — «если б им только помогли». Под «помощью» они имеют в виду какой-то прием, который сам по себе остановит потребление ими наркотика и не потребует от них ни решимости, ни силы воли.

Но такая идея — химера, неустанно продвигаемая могучим профессиональным аппаратом ухода за наркозависимыми и воспеваемая американским Национальным институтом по вопросам злоупотребления наркотиками, который определяет наркозависимость как хроническое рецидивирующее заболевание мозга, практически ничего не добавляя к этому определению. Название этого учреждения несколько двусмысленно: оно почти так же подошло бы институту, стремящемуся распространять практику злоупотребления наркотиками как можно дальше и шире.