Психология убийцы. Откровения тюремного психиатра

Вина или невиновность при этом почти не учитывались: вопрос был лишь в том, существует ли реальный шанс на оправдание.

Мне казалось (по крайней мере при абстрактном рассуждении), что систематическое облегчение наказания для тех, кто признал себя виновным уже на ранних стадиях судебного процесса, и более тяжелое наказание для тех, кого суд счел виновным и кто до последнего твердил о своей невиновности, — это несправедливо. Я полагал даже, что это, по сути, подрыв знаменитого права человека на справедливый суд. Такая практика сама по себе оказывает давление на обвиняемого, заставляя его признать себя виновным. И поскольку редко отсутствуют хоть какие-то улики против обвиняемого, даже если он невиновен, ему приходится взвешивать свои шансы вне зависимости от того, виновен ли он на самом деле.

Это превращает правосудие в какую-то игру в покер: кто первым сморгнет. От человека, который подвергся ограблению или нападению, вряд ли можно ожидать, что он станет думать, будто раннее признание имеет большой вес при рассмотрении этого преступления. Да, если правонарушитель упорно отрицает свою вину, это может несколько усугубить страдания жертвы, но суть всякого преступления — все-таки в первую очередь само его совершение, а не отрицание его.

Еще хуже выработка досудебных соглашений, когда человека обвиняют в серьезном преступлении, а он (через своего адвоката) соглашается признать себя виновным в чем-то менее серьезном, с чем соглашается и сторона обвинения. Система уголовного судопроизводства не должна походить на восточный базар, где торговец и покупатель торгуются о цене, которую нужно заплатить. Это плохо для обеих сторон. Я знавал адвокатов, поощрявших или уговаривавших своих невиновных подзащитных, чтобы те согласились с незначительным обвинением, тем самым побыстрее покончив со всем этим делом и избежав возможности осуждения по более серьезному обвинению. И я не раз видел, как сторона защиты принимает раннее признание вины в более мелком преступлении, хотя обвиняемый явно виновен в более тяжком. Правосудие не состоит в том, чтобы признавать вину некоторых людей в большем, нежели они совершили, а некоторых — в меньшем, чтобы условный среднестатистический приговор был «приблизительно справедлив». Человек должен быть оправдан судом, если он не совершил преступления, и осужден, если доказано, что он совершил преступление, — ни больше ни меньше.

Существует два довода в пользу системы досудебных сделок и добывания быстрых признаний вины.

Первый аргумент: она ускоряет (а значит, «улучшает») правосудие, ибо быстрота (не путать с безрассудной стремительностью) — один из элементов идеального правосудия. В этом явно что-то есть. Никто не хочет загромождать суды безнадежными делами, когда адвокаты обвиняемого упорно бьются до последнего (помимо всего прочего, это еще и сопряжено с огромными финансовыми расходами). Какой вес придавать этому доводу? Это вопрос личного суждения, так как здесь мы не имеем дело с каким-то фактом, который можно точно установить.

Второй аргумент выглядит менее убедительно. Сравнительно быстрое признание вины воспринимается как аналог раскаяния, а раскаяние считается признаком того, что вероятность рецидива будет ниже.

Обе составляющие этого довода кажутся мне сомнительными. О раскаянии человека не следует судить по какому-то признанию, из которого он извлекает очевидную выгоду. В любом случае не существует способа доказать искренность раскаяния человека, а связь между раскаянием (пусть даже искренним) и вероятностью повторного совершения преступления вовсе не прямая. Всякий раз, когда я выхожу из себя, я искренне в этом раскаиваюсь, однако я бы не хотел утверждать, что в результате я больше никогда не стану терять самообладание, даже если мое раскаяние каким-то образом удлиняет интервалы между такими поступками. Раскаяние в преступлении не равнозначно гарантии того, что обвиняемый никогда больше не совершит аналогичного преступления. Да и в любом случае человека следует наказывать за то, что он совершил, а не за то, что он может совершить в будущем.

За годы работы в тюрьме я постепенно менял точку зрения на эту проблему, пока не столкнулся (в теории — да и на практике, насколько это было для меня возможно) с системой условно-досрочного освобождения (УДО), которая по сути своей произвольна и несправедлива.