Но, как ни странно, алкоголики, в отличие от наркозависимых, никогда не пытались выманить у меня лекарства, не обращаясь за ними даже в тех случаях, когда это действительно было необходимо. И еще одна странность: Тюремная служба (как и министерство внутренних дел) имела немалый навык по части лечения наркоманов, лишившихся наркотика, но совершенно никакого опыта лечения алкогольной абстиненции, хотя при delirium tremens[7]
, оставшейся без лечения, уровень смертности составляет 5-10 %. Сосредоточенность на банальном в ущерб серьезному (а может, дело тут в пропаганде?) — одна из примет современной бюрократии.Кроме того, я обнаружил (не первым, а вслед за другими), что взаимоотношения между преступностью и героином вовсе не такие прямолинейные, какими их обычно себе представляют.
По моему опыту, большинство героинистов, попадающих в тюрьму, имеют длинную преступную биографию, которая берет начало задолго до того, как они стали принимать героин. Для большинства из них посадка предшествовала героину; большинство этих заключенных уже 5-10 раз были признаны виновными, прежде чем впервые сесть за решетку; большинство из них по секрету признавались мне, что совершили в 5-20 раз больше правонарушений, чем им за все это время вменяли в вину.
Следовательно, многие из них (а то и большинство) успевали совершить примерно 25-200 преступлений, прежде чем они попробовали героин, так что необходимость «кормить свою привычку» (как они это называют) не могла служить исчерпывающим объяснением их преступных деяний. Если уж считать, что между героином и преступным поведением существует причинно-следственная связь, получается, что второе служит причиной первого не реже, чем наоборот. Вероятнее иная версия: то, что влекло их к преступной жизни, точно так же влекло их и к героину.
Я считал важным, чтобы страдающие зависимостью не лишали себя свободы воли, перекладывая ответственность на какое-то неодушевленное вещество. Наркоманы, вводящие героин путем инъекции, нерегулярно принимают его в среднем восемнадцать месяцев, прежде чем у них вырабатывается физическая зависимость от него. Более того, наркоманам, использующим инъекции, предстоит многому научиться — например, как готовить наркотик к употреблению и как его вводить. Им приходится преодолеть естественное для человека нежелание втыкать в себя иглу шприца. Более того, им известны последствия наркозависимости, так как большинство из них выросли в регионах, где наркомания широко распространена.
Не только героинисты, но и многие другие заключенные, едва оказавшись за решеткой, пытались добыть у тюремного врача какие-то препараты. Помню человека, спросившего, дам ли я ему диазепам — транквилизатор, весьма ценимый и пользующийся спросом в тюрьме.
— Нет, — ответил я.
— Нет? — переспросил он. — В каком смысле — нет?
— Мне очень жаль, — произнес я, — но я не могу придумать, как выразить это еще проще.
Затем я разъяснил, почему не выписываю ему этот препарат — несмотря на то что ломка из-за прекращения приема диазепама может приводить к эпилептическим припадкам и (хотя и крайне редко) к чему-то вроде белой горячки. Но мое объяснение не произвело впечатления на заключенного.
«Убийца! — вскричал он. — Вы не доктор, а убийца!» Встав, он продолжал вопить: «Убийца! Убийца! Убийца!»
Поскольку мы находились в старой, викторианской части тюрьмы, с просторными помещениями и большим количеством кованого железа, его голос отдавался эхом по всей темнице.
— Достаточно, — заметил я. — Можете идти.
Два сотрудника тюрьмы увели его. По пути он все оглядывался на меня, крича: «Убийца!»
Те заключенные, которые проходили осмотр после него, вели себя кротко, как ягнята. Они ничего у меня не требовали, и я имел возможность выписывать им лишь то, что (на мой взгляд) им было необходимо, без всяких жалоб и протестов с их стороны.
На другой день я шел по тюрьме и случайно встретился с арестантом, который накануне вечером назвал меня убийцей.
— Уж извините насчет вчерашнего, доктор, — проговорил он. — Нельзя так себя вести, чего уж там.
— Да вы не беспокойтесь об этом, — сказал я. — Это неважно.
— Ну да, но мне бы вас не стоило обзывать убийцей.
— Меня обзывали и худшими словами.
— Короче, извините.
— Между прочим, вы произвели какое-то чудесное действие на других заключенных, — сообщил ему я. — После вас они так хорошо себя вели, так спокойно держались, никогда такого не видел. Может, сегодня вечером зайдете и еще раз это проделаете?
Мы расстались доброжелательно. Вначале меня слегка тревожило предположение о том, что он действительно мог нуждаться в диазепаме, чтобы избежать абстиненции, вызванной прекращением его приема, но теперь я успокоился. Оказывается, он и в самом деле просто пытался обдурить меня, чтобы получить таблетки. Выпиши я их, он счел бы меня дураком.