Психология убийцы. Откровения тюремного психиатра

Мне показалось возмутительным, что истцу вообще присудили какую-то компенсацию: это казалось явным поощрением лжи и преувеличений. Работодателю истца выписали колоссальный счет, так как было решено, что судебные издержки оплатит он. Ему приходилось оплатить не только собственные (в том числе и мой гонорар — совершеннейший пустяк по сравнению с прочими суммами), но и издержки истца. Вероятно, общая сумма составила многие сотни тысяч фунтов.

Вынося решение, судья предпочел свидетельства нейрофизиологов тому, что видел собственными глазами и слышал собственными ушами. Ведь судья лично наблюдал, что истец вовсе не страдает от какого-либо нарушения концентрации: в этом отношении его способности оказались намного выше, чем у среднего человека (и никакой неполноценности по этой части он, конечно, не испытывал).

Конечно, если уже существовали законы, по которым нахождение симптомов в интернете равнозначно их возникновению из-за физического воздействия, у судьи не оставалось иного выбора, кроме как смириться с таким подходом. Наконец, судья, по-видимому, не сделал никаких выводов об истце на основании того факта, что тот требовал в двадцать раз больше, чем (как решил сам судья) полагалось бы по данному иску: это различие явно было слишком велико, чтобы не счесть истца корыстным вруном, дающим ложные показания. (За это, конечно, вовсе не следовало бы присуждать компенсацию — следовало бы предъявить встречный иск самому истцу, признать его виновным и посадить в тюрьму.)

Мне доводилось участвовать в делах, где истцам присуждали миллионные компенсации в их судебной борьбе против больниц и врачей, допустивших халатность и нанесших огромный ущерб, который в некоторой степени можно было бы «исправить» с помощью денежного возмещения. Но даже в таких случаях наказывается, по сути, налогоплательщик, а не правонарушитель. Несомненно, все это к лучшему. Все допускают ошибки — и, вероятно, почти каждому из нас случается проявить халатность (хотя большинству все-таки удается уйти от какой-либо расплаты за нее).

Жизнь для врачей стала бы невыносимой, если бы им угрожала потеря всего, что у них есть, всякий раз, когда они выполняют какие-либо профессиональные действия. Поэтому им надо позволить страховать себя и разделять эти риски со всеми своими коллегами. Но такая страховка не равнозначна правосудию, и я никогда не встречал ни одного дела, где человек, ответственный за ошибку, которая обошлась дорого, так уж много потерял бы из-за нее. Часто халатность не вина только одного человека, но и совокупность мелких недоработок, ни одна из которых не является серьезным

преступлением. Ответственность рассредоточивается — не в последнюю очередь распространяясь и на тех, кто должен в таких случаях делать замечание.

И все-таки я не приветствовал идею руководства моей больницы позволить одной адвокатской конторе разместить свою рекламу на экранах, предназначенных для развлечения амбулаторных пациентов (пока они ждут своей очереди в приемной). Фирма (или рекламное агентство, чьими услугами она пользуется) придумала вдохновляющий джингл с такими словами:

Помни: где есть обвинение,

Есть и иск о возмещении.

Может быть, некоторые пациенты входили во врачебный кабинет, надеясь, что врач допустит какую-нибудь халатность — достаточно серьезную, чтобы им за нее заплатили какое-то количество денег, но все же недостаточно серьезную, чтобы разрушить им жизнь?

Люди весьма разнообразны, поэтому не исключено и такое.

Громкие удовольствия

В свое время мне часто приходилось выступать в суде. Организация процесса — нешуточный подвиг: нелегко собрать вместе судью, барристеров и свидетелей, и я не завидую тем, кому по долгу службы приходится этим заниматься. Поскольку «сценарий» слушаний не пишется заранее, невозможно предсказать, когда свидетель появится на месте для дачи свидетельских показаний — «вступит». Иногда за пределами суда болтается много людей, ожидающих, пока вызовут кого-то из них. Лично меня это не беспокоило. Я часто использовал время такого ожидания, чтобы писать статью или рецензию на книгу. Кроме того, я нередко пользовался этой возможностью, чтобы подслушать разговоры между обвиняемыми, которые рассчитывали быть освобожденными под залог, и их адвокатами (как раз перед тем, как им предстояло войти в зал), что давало мне материал для очередной статьи; и потом, мне, пока я дожидался, не переставали платить за мое время (как и адвокатам).

Но один раз даже я немного устал ждать. Мне уже три дня твердили, что сейчас меня могут вызвать «в любое время». На четвертый день я пожаловался адвокату той стороны, для которой мне предстояло выступить в качестве свидетеля.

— Когда я вступлю? — спросил я (несомненно, слегка агрессивным тоном).

— Да о чем вы переживаете? — ответил адвокат настолько любезно, что я тут же почувствовал свою наивность. — Счетчик-то тикает, верно?