Дело, в котором мы оба участвовали, шло не очень-то хорошо для нас (если бы он выступал обвинителем против Синей Бороды, злодея бы оправдали). Как раз когда он должен был пригласить меня выступить, его охватило серьезное недомогание (вероятно, в результате пьянства), и слушания пришлось остановить. Затем провели повторные; на сей раз сторону обвинения представлял выдающийся королевский адвокат. Очевидно, сторона обвинения привлекла первого барристера в попытке сэкономить деньги: вот вам еще одна иллюстрация одного из «законов» британской бюрократии, согласно которому всякие ее попытки снизить расходы лишь увеличивают их. С одной стороны, я был рад, что барристер отстранен от процесса; с другой стороны, я ощущал симпатию к нему лично: мне нравилось, что он все путает. Это успокаивало меня, поскольку такое случалось и со мной.
Конечно же, неумеренные возлияния отнюдь не были чем-то необычным среди барристеров. И я вполне мог это понять. После дня, проведенного в суде, мне тоже хотелось выпить, чтобы сбросить напряжение, вызванное постоянной сосредоточенностью. Один барристер, располневший, с вечно слезящимися глазами и румяный (явно обреченный стать совсем уж Фальстафом), как-то спросил у меня во время перерыва, не возражаю ли я, если он проконсультируется со мной по медицинскому вопросу.
— Конечно, нет, — ответил я, слегка польщенный. — Продолжайте.
— Правда ли, доктор, — продолжил он, — что виски, как было доказано, лечит простуду и грипп?
— Если его принимать в достаточных количествах, — уточнил я.
— Спасибо, доктор, — поблагодарил он. — Я последую вашему совету.
Разумеется, барристеры были разных типов. Кто-то словно бы размахивал дубиной, а кто-то ловко орудовал рапирой, кто- то использовал сарказм, а у кого-то был припрятан яд. Кто-то отличался крайней прямотой и всегда говорил по делу, а кто-то изъяснялся с церемонной любезностью, которую в наши дни редко можно встретить за пределами романов Александра Макколла Смита.
Некоторые адвокаты отличались настолько изысканными манерами, что я испытывал даже какой-то стыд за свою неотесанность по сравнению с ними. Они изъяснялись гладко и льстиво, при этом не впадая в елейность. Кое-кто из них умел не просто встать, а плавно вытянуться, изобразив в воздухе изящную дугу. И если они (разумеется, невольно, иначе это было бы вульгарно) заставляли вас ощутить себя неполноценным на их фоне, вы сами были виноваты. Они держались любезно даже с отъявленными негодяями и беспринципными лжецами. Они использовали свою мыслительную мощь, не выставляя ее напоказ.
Я помню одного такого адвоката: он защищал обвиняемого в убийстве. Фактическая сторона дела не обсуждалась. Его подзащитным был нелегальный иммигрант — китаец лет тридцати, вообще не говоривший по-английски. Он явно страдал какой-то формой параноидального расстройства, он был бездомным и бесцельно бродил по городу. А ничто так не подпитывает паранойю, как постоянное нахождение среди толп народа, чьего языка ты совершенно не знаешь. Из-за этого кажется, что всякий смешок, всякий взгляд, всякий шепоток имеют отношение к тебе, что они в лучшем случае снисходительны, а в худшем — уничижительны или угрожающи.
Но проявления паранойи у этого человека уже не ограничивались чувством тревоги. Он случайно встретил на улице китайского студента — и, разговорившись с ним, сообщил, что является бездомным. Студент (он был женат) пожалел его и — несомненно, движимый чувством национальной солидарности, — предложил ему занять пустующую комнату в своей квартире. Тем самым он, безусловно, совершил достойный поступок, однако это благодеяние обернулось катастрофой, так как вскоре жилец включил благодетеля в свои бредовые идеи и галлюцинации, решив, что тот замышляет его убить. Жильцу даже казалось, что он слышит, как хозяин квартиры толкует о таких планах.
Потом «подготовка коварных планов» достигла апогея: примерно через две недели после того, как он поселился в этой квартире, жилец решил, что благодетель намерен убить его в этот самый день. Он выскочил из дома и, размахивая руками, остановил проезжавшую патрульную машину. Разумеется, простые британские полицейские не могли понять то, что он пытается им сказать по-китайски, и поехали дальше. Убедив себя в том, что не может защититься от своего благодетеля, он вернулся в квартиру, вооружился острым кухонным ножом, а когда пара вышла из своей спальни, насмерть зарезал мужа на глазах у жены. Затем он снова выбежал из дома, но полиции потребовалось не так уж много времени, чтобы его разыскать.