Психология убийцы. Откровения тюремного психиатра

К сожалению, в случае упомянутого выше договорного брака муж и жена оказались несовместимы — не в том смысле, что они вечно ссорились. Они имели разные основополагающие жизненные цели, поскольку у них было абсолютно разное прошлое. Мужа вполне устраивали усердный труд, покупка домика, спокойная жизнь и достижение всех целей в социальной сфере, которые у него могли быть, через своих детей. Он был для них своего рода стартовой площадкой, обеспечивая им стабильный и комфортный дом, поощряя их к хорошей учебе в школе, чтобы затем они могли получить профессию.

Он шел к этой достойной цели со спокойным героизмом. Но его жене этого было мало: она мечтала о более ярком и увлекательном существовании, чем у домохозяйки и матери двух детей, каких бы успехов они ни добились в далеком будущем. Скорее, она мечтала о роскошной жизни, о ваннах из ослиного молока (выражаясь метафорически).

Ей не хотелось иметь маленький автомобильчик для поездок по хозяйству: она мечтала о BMW. И муж добыл для нее эту машину единственным известным ему способом — увеличив продолжительность своего рабочего дня. Между тем в один из близлежащих домов (через один-два от их жилища, на той же улице) въехал привлекательный мужчина экзотического происхождения, и вскоре они с этой женщиной сделались любовниками. Об этом узнал муж (чей долгий рабочий день облегчил им путь к тайной любви). Между супругами разразился ужасный скандал, однако муж простил жену, когда она заявила, что этот роман окончен и больше не возобновится.

Тем не менее она вела себя как прежде. От своего желания получить BMW (уже удовлетворенного) она перешла к желанию обзавестись зимним садом в доме. Чтобы семья могла себе это позволить, мужу пришлось снова удлинить свой рабочий день. Но однажды он вернулся домой раньше, чем ожидалось, и, как с детской непосредственностью сообщил

один из его детей, только-только ушел сосед, который лежал с матерью ребенка. Для мужа это стало последней каплей. Плотину прорвало.

Он помчался на кухню, где его жена заваривала себе чай. Он передал ей слова ребенка. Она не могла отрицать произошедшего и заявила мужу, что не любит его, что он скучный тип, что он не в состоянии ее обеспечить: ей требуется больше. Схватив кухонный нож, он ударил ее — к несчастью для его защитников, много раз. Дети всё это видели, стоя в дверях кухни. К счастью, детские воспоминания часто фрагментарны; в этом случае можно было надеяться только на амнезию.

На первом полицейском допросе мужчина заявил, что действовал в рамках самообороны. Он по-прежнему это утверждал, когда я с ним встретился. Мол, это жена атаковала его первой.

Хоть это и не входило в мои обязанности, я посоветовал ему отказаться от такой линии защиты: в суде она выглядела бы неубедительно. На единственном ноже, обнаруженном на месте преступления, были лишь его отпечатки пальцев и больше ничьи. При этом на ноже была лишь ее кровь. В отличие от жены, у мужа не было никаких травм, наводящих на мысль о самообороне. Да и в любом случае она была хрупкая женщина, а он — крепкий мужчина, так что он мог бы легко угомонить ее, не нанося ей так много телесных повреждений.

Увы, тот факт, что он лгал насчет самообороны, должен был настроить суд против него — указывая на то, что он втайне сознает собственную вину. Но я все-таки испытывал к нему некоторое сочувствие, поэтому невольно задумался о том, кто из нас в такой ситуации сказал бы чистую правду.

Возможно, если бы при аресте ему процитировали текст старого, прямолинейного предупреждения, а не нового, запутанного и угрожающего, он бы хранил молчание, «не стал бы комментировать», как выражаются более опытные преступники. Теперь же он был не только убийцей, но еще и лжецом.

Кстати, «не комментировать» не так-то легко, как могло бы показаться. Всегда существует искушение ответить на какой- то один вопрос, с чего обычно начинается скользкая дорожка к полному (порой даже слишком подробному) признанию. Так что по-настоящему опытный преступник, в отличие от «одноразового», отказывается отвечать даже на самые безобидные вопросы — например, о своем имени. Подобные люди «немы по собственному умыслу», а не «по воле Божьей» (оба термина когда-то применялись в юридической практике)[58].

В ходе своей защиты мужу лучше было бы заявлять о том, что он реагировал на провокацию, а не действовал в пределах самообороны, хотя первое может быть лишь смягчающим обстоятельством, тогда как второе — основанием для полного оправдания. Но, чтобы заявление о реакции на провокацию подействовало, ему пришлось бы показать, что он отреагировал сразу же — и что на его месте каждый мог бы отреагировать сходным образом. В данном случае провокация была затяжной, и такой концепции защиты противоречило то, что он достал нож, — в противном случае он бы только приготовился взять его в руку, — и то, что он нанес этим ножом не один удар, а множество.