Психология убийцы. Откровения тюремного психиатра

Вообще-то философские доводы в суде приводить бессмысленно — скажем, рассуждая о теоретических недостатках или абсурдности ДСС-5. Но в данном случае мне и не нужно было это делать, поскольку — даже если следовать весьма расплывчатому определению расстройства личности, приведенному в ДСС-5, — получалось, что у обвиняемой нет этого расстройства.

Надо отдать должное адвокату подсудимой: за исключением самого диагноза, в его руках не было практически никаких средств для защиты клиентки. (Пожалуй, защита в безнадежных делах почти так же приводит в уныние, как попытка учить детей, которые не желают учиться.) Это был напыщенный, худой и холерический человек; довольно странно, что он выглядел моложе своих лет. Судья объявил перерыв на обед, прежде чем начался мой перекрестный допрос. Во время перерыва мне передали обзорную статью о заболевании, которым — как утверждали эксперты защиты — страдает обвиняемая. В статье кратко перечислялось все, что известно (или считается известным) о ее заболевании. Все это были общепринятые положения — но из этого еще не следовало, что они верны.

После обеда адвокат поднялся, чтобы задать мне вопросы.

— Вы прочли статью, которую я вам направил? — осведомился он.

— Да, — ответил я.

— Вы читали ее раньше?

— Нет.

— Вы ее не читали? — Он картинно повернулся к присяжным. Его тон ясно показывал, что я человек невежественный и ленивый.

— Нет, — подтвердил я. — И я не утверждаю, будто прочел все на свете. Но там не сообщается ничего такого, чего я бы не знал до этого.

Дальнейшее продвижение по этому пути не сулило ему никакой выгоды, поэтому он продолжил так:

— В статье перечислены факторы, связываемые с этим заболеванием, не так ли?

— Да, — кротко ответил я, мысленно восторгаясь тем направлением, в котором он двинулся. Я знал, что теперь он в моей власти.

— Здесь сказано… — И далее он один за другим перечислил так называемые факторы риска возникновения этого заболевания, всякий раз спрашивая, верно ли, что в ее жизни имел место тот или иной фактор. И в каждом случае я соглашался: да, это так.

— И тем не менее, — провозгласил он, дочитав список и с наигранным гневом отбрасывая статью в сторону, — вы утверждаете, что у нее не было этого заболевания?

Я был готов к такому повороту. Мое сердце так и прыгало от радости, но у меня хватило осторожности не показывать эту радость.

— При всем моем уважении, — проговорил я, — вы напоминаете человека, который видит кого-то курящим и заключает, что у этого курящего рак легких.

Обвинитель хищно ухмыльнулся, сидя за своим столом. Лицо адвоката побагровело, сделавшись почти лиловым. Контраст с его париком получался очень впечатляющий. Глаза у него, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Теперь его гнев был самый что ни на есть подлинный.

— Но у нее же были все эти факторы риска, разве не так? — спросил он.

— Жаль, что я вынужден повторяться, — произнес я. — Но вы понимаете все совершенно противоположным образом, чем следовало бы. Вы допускаете логическую ошибку. Допустим, у человека рак легких. Почему? Потому что он курит. Но из этого не следует, что у всякого, кто курит, обязательно рак легких.

Ухмылка на лице у обвинителя стала еще более заметной. Казалось, адвокат не в состоянии или, возможно, не желает понять суть дела. У него не осталось доводов, и он уселся с сердитым «Хм-м!», словно это я вел себя неразумно, а вовсе не он.

Когда я вышел из здания суда, родственники жертвы поджидали на ступеньках. Один из них пробормотал: «Блестяще!», когда я проходил мимо, — и я, признаться, мысленно обнял себя в знак торжества. В который раз меня поразила мысль о том, какое же это, должно быть, мучение — слушать пустяковые оправдания убийства твоего близкого родственника.

Впрочем, позже я узнал, что спустя несколько недель после этого судебного заседания у адвоката защиты случился внезапный инфаркт, от которого он умер. Я был опечален, услышав это, и ощутил слабый укол вины.

Однажды меня попросили обследовать мужчину, которому было под пятьдесят, также, несомненно, совершившего убийство. Вопрос был все тот же: имеются ли здесь с точки зрения психиатрии какие-то смягчающие обстоятельства.

Это был один из четырех безработных хронических алкоголиков, создавших своего рода питейный клуб, члены которого выбрали дни получения ими социального пособия так, чтобы клуб мог покупать выпивку всю неделю. Но их товарищество оказалось не глубже рюмки. Один из них по глупости одолжил другому десять фунтов. Должник упорно не отдавал эту десятку даже после многократных требований, и однажды трое остальных решили отнять у него должок силой.

Троица отправилась в его неприглядное жилище. Он впустил их, и они потребовали, чтобы он вернул им десять фунтов. У него их не было. Двое отвели его в спальню, где принялись избивать. Но из пьяницы невозможно вытряхнуть деньги.