Психология войны

В центре внимания сегодняшнего обсуждения стоит образ советского офицера. Над этим образом сегодня думают все творческие работники, думают солдаты, думают и сами офицеры. В этом вопросе поле боя Отечественной войны явилось для многих из нас серьезной школой. Война оказала нам услугу зеркала познания самих себя и других. Война явилась лабораторией образа на практических испытаниях, проверкой себя и других на личном опыте. Мы провели сотни экспериментов над собой и над другими на поле боя для того, чтобы понять образ советских людей, то есть понять самих себя, усидчиво приучая себя прежде всего к самоанализу, к самопознанию.　

Так как командир прежде всего представитель государства, народа, мозг войск, организатор боя, творец победы, центральный столп в армии, вокруг которого все кружится, как планеты вокруг солнца, человек творческого ума и действия, — его образ многогранен, сложен, как тончайший механизм. Поэтому в литературе он, советский офицер, должен быть показан прежде всего интеллектуальным героем, а не героем перед Сашей и Машей. Любовная история не делает его образ объемным. Нас часто упрекают, почему нет любовной истории. Может быть, уместно ее включать, но ударяться в это нельзя. Мы не можем сказать, что на сегодня нам удалось разрешить этот вопрос, как и не можем сказать, что все мнения, все попытки объединены в единое русло, найден один взгляд. Нет, на сегодняшний день он не найден. Образ советского офицера, его объемность, его полнота продолжают оставаться и на сегодняшний день открытой проблемой.　

Я — один из записывающих фронтовиков. На фронте существует разрозненная группа, так называемых, фронтовиков, которые не имеют в кармане билета Союза писателей. Я думаю, что это целая армия нового поколения писателей. Они сейчас не владеют искусством нанизывания концом стального пера художественным словом событий. Кожаным языком воина они пишут то, что видели, чему были свидетелями. Некоторых из них убивают, некоторых калечат, некоторые продолжают жить. Один из моих товарищей, записывающих фронтовиков, Герой Советского Союза Габдуллин, присутствующий здесь. Он исписал около 10 общих тетрадей. Когда кончится война, начнется война на литературном фронте, сейчас ее там нет. То, что вы считали войной, — это маленькие стычки. Может быть, это будет через пять лет, через десять — этого я не знаю. Но знаю, что после войны появятся новые люди, новые писатели. Я и мои товарищи, которые предоставляют свои записи в распоряжение товарищей, выступают перед вами, — мы разведчики этой армии. Нам приказано вести разведку боем, а не наблюдением, не сидением в засаде…　

Может быть, это слишком нахально, но разведчикам прощается нахальство.　

О чем мы пишем? Мы думаем о себе, о советском офицере, о советском человеке, о войне. Не очень　удачно, но все-таки пишем, все-таки думаем. Мы пишем между боями, под диктовку пушек, под диктовку военного быта и службы о результатах личного опыта, личных наблюдений. Стараемся обобщить и сделать выводы из проведенных боев, фронтового быта и службы.　

Личный опыт, конечно, великое дело. Он оставляет глубокие извилины в мозгу пережившего, но все же он остается узким опытом, не всеобъемлющим, не всесторонним и не безукоризненным. Утверждать, что нами пишется или мною, в частности, записано все правильно, было бы, конечно, жестокой переоценкой человеческих способностей. Если мне позволите, я прочту вам некоторые отрывки из своей полевой книжки для того, чтобы проверить себя перед друзьями, и чтобы воспользоваться вашей помощью, разобраться в истине правильного толкования, не претендуя на поучение, а в порядке обмена мнениями.　

Я не намерен читать какое-то художественное произведение, а намерен говорить по существу темы. Вчера докладчик взял образ офицера совершенно в отрыве. Недавно я имел беседу с одним казахом-писателем, который собирается написать роман под названием «Комиссар». Я задал ему такие вопросы:　

— Вы знаете, что такое война?　

— Не знаю.　

— Вы знаете, что такое бой?　

— Не знаю.　

— Вы знаете, что такое солдат, командир?　

— Не знаю.　

— У Вас комиссар не выйдет и не беритесь писать.　

В связи с образом офицера не надо упускать из вида　те вопросы, без которых офицер не может быть офицером, без которых он не может жить и ему нечего называться офицером. Это — чувство долга. Мы много говорим о долге, у каждого свое понятие о нем.　

А теперь я отвечу Дайреджиеву. Я Печорина читал лет 12 тому назад, когда очень плохо владел русским языком. Насколько мне помнится, Печорин это талантливый неудачник, который отгораживался от государства. При чем тут Печорин? Я старшего лейтенанта Момыш-улы не считаю неудачником, не считаю замкнувшимся в себе от государства, я считаю его представителем государства. Я не считаю его неудачником перед народом и государством, перед его солдатами. Наконец, перед немцами, так как он провел несколько удачных боев. Поэтому сопоставление с Печориным неверно. Печоринское время к тому же было одно, а у нас другое.