Таким образом, в сопротивлении Дон участию в психотерапевтической работе проявился аспект самозащиты, обусловленный тем, что в случае ее продолжения Дон должна была бы принять на себя риск оказаться поглощенной чувствами печали, отчаяния и вины. Время от времени она выражала нигилистические чувства, в том числе ощущение суицидального отчаяния. В каком-то смысле совершенный ею гомицид был, по-видимому, символическим суицидом. Она по-прежнему оставалась подвержена риску самоповреждения и часто угрожала своему здоровью и безопасности, блуждая по территории отделения недостаточно одетой, становясь тем самым мишенью для сексуальных посягательств пациентов мужского пола и даже поджигая свою палату, находясь в ней. Таким образом, ею выражались как гомицидные, так и суицидальные тенденции. Примечательным было то, что она сожгла свои вещи, включая дневник, в котором рассказала о совершенном ею преступлении, демонстрируя таким образом его невыносимую природу и свое желание стереть все доказательства, как психологически, так и физически.
Консультирующий психиатр был настроен пессимистично относительно способности Дон выжить за пределами закрытого отделения, а потому она оставалась в стационаре, без реальной перспективы реабилитации в обществе, поскольку у нее не было никаких свидетельств терапевтических изменений либо инсайтов. В беседах со мной она никогда не высказывала чувства раскаяния за свое преступление и не говорила о Габриэле как о настоящем, отдельно существующем ребенке; он служил в качестве сосуда для ее убийственных проекций, и она уничтожала его так же, как в нападках на мою способность мыслить. Это было как если бы она была не в состоянии вынести малейшую надежду и должна была уничтожить все, что могло эту надежду подарить. Она производила впечатление человека, ничем не связанного и не занятого, принимая на себя роль послушной, робкой маленькой девочки, которая резко контрастировала с демонстрируемыми ею актами насилия. Именно этот жуткий контраст сделал сеансы с Дон особенно непростыми, сбивающими с толка и мрачными, как будто на них присутствовала неявная возможность угрозы насилия с ее стороны.
Проблемы переноса и контрпереноса
Учитывая способность Дон к проявлениям насилия, носившего катастрофически интенсивный характер и приводившего к таким же катастрофическим последствиям, для всех членов междисциплинарной команды было крайне важно сформировать четкие и фиксированные границы и сформулировать последовательное обращение призыв к Дон. Это позволило бы свести к минимуму возможность возникновения у нее чувства разочарования и связанных с ним ответных атак. Та степень депривации, которая была присуща самопрезентации Дон и характеру ее взаимодействий с персоналом, порождала у последнего сильные материнские чувства и желание защитить ее. Некоторые члены команды испытывали соблазн компенсировать ей недостаток заботы, с которым она столкнулась в раннем детстве. Еженедельно примерно в течение трех лет Дон встречалась со специалистом по трудотерапии, которая прошла курс консультирования.
В тот период, пока они якобы работали в рамках поддерживающей программы, этот специалист по трудотерапии была фактически в значительной степени вовлечена в воссоздание фантазий Дон о ее идеализированных отношениях со своей всемогущей матерью. Проявляя сострадание и человечность, специалист брала Дон с собой на длительные прогулки, дарила ей рождественские подарки, однако она мало осознавала потребность Дон иметь четко обозначенные границы и роли. Хотя чувства контрпереноса были объяснимым отражением уровня травматизации Дон, специалист по трудотерапии не использовала эти свои чувства для того, чтобы проанализировать их как часть своей работы, а реагировала на них без рефлексии.
Поведение трудотерапевта дало Дон лишь ложную надежду и привело к путанице в характере их отношений. Нарушение профессиональных границ специалистом по трудотерапии и то, что она вела себя как приемная мать, означало, что трудотерапевт непременно должна была огорчить и разочаровать Дон, которая все же не была ее дочерью, и она не могла в конечном счете забрать ее к себе домой, чтобы заботиться о ней. На определенном уровне эта особая забота, очевидно, приветствовалась Дон, была ей знакома, хотя и тревожила ее, воспроизводя предыдущий опыт насильственных отношений. В действительности трудотерапевт, вероятно, бессознательно использовала Дон для удовлетворения своих собственных потребностей в том, чтобы спасать, защищать и чувствовать себя особенной.