Как только социальные службы узнают, что женщина и ее дети подвергаются риску физического насилия, они могут направить мать на психологическую оценку, где есть вероятность вывода о том, что на момент оценки она не может обеспечить адекватный уход и защиту своим детям. И снова люди, к которым она обратилась за поддержкой, окажутся предателями и оставят ее, и она может потерять опеку над своими детьми. Мать может опасаться, что ее вполне объяснимая нестабильность и психологический дистресс после разлуки с партнером, склонным к жестокости, приведут к сокращению ее шансов сохранить возможность заботиться о детях. По закону социальные службы обязаны защищать детей. В случаях оценки риска защита детей стоит на первом месте, а потребности матери являются второстепенными. В законе 1989 г. о детях четко указывается, что потребности детей в обеспечении благосостояния и защиты являются первостепенными при рассмотрении в суде, и кроме этого подчеркивается важность того, чтобы оставить детей в их биологических семьях, где это возможно. В случаях серьезного пренебрежения или жестокого обращения с детьми специалистам, привлеченным профессионалами, вероятно, будет трудно избежать карательных мер по отношению к родителям, и они могут быть чрезмерно пессимистично настроены в отношении сохранения семьи.
Реабилитация может быть идеальным решением, но ее успех всегда легко предвидеть, особенно если мать или основной опекун виновны в серьезном пренебрежении или злоупотреблении. Существует опасность поляризации между родителями и специалистами по уходу за детьми. Не всегда удается придерживаться мнения, что психологическая и практическая помощь матери означает помощь и детям. Существует риск того, что специалисты по опеке над детьми будут действовать на основе ложной дихотомии, т. е. ими могут быть идентифицированы только два варианта — помощь матери или помощь детям, при этом эти два варианта могут оказаться взаимоисключающими. Там, где это возможно, следует предпринимать попытки «найти родителей родителям». Фактически существует множество вариантов и планов по уходу, разработанных местными органами власти, которые могут отражать все это, определяя стратегии, помогающие матери обрести необходимые знания, навыки и поддержку, чтобы стала возможной реабилитация ее детей.
Психотерапия может быть рекомендована в качестве обязательного условия для реабилитации или как нечто, что необходимо предпринять после восстановления. Одна из очевидных трудностей заключается здесь в том, что психотерапия становится принудительной деятельностью, средством достижения цели, а не чем-то свободно выбранным. Во многих случаях судебная психотерапия имеет некое противоречие внутри системы, и это важный аспект, который должен рассматриваться не как препятствие для работы, а как признанный факт такого рода терапевтических отношений. Конечно, психологические изменения необходимы, чтобы произошли изменения внешние — только в этом случае возможно обеспечить возвращение детей в безопасную среду (см. главу 3 «Материнское физическое насилие»).
Эмоциональный характер работы по защите детей может создавать ситуации, в которых родители и социальные работники, как уже говорилось, находятся на противоположных позициях, а битва за опеку ведется в зале суда, что противоречит духу закона о детях 1989 и 2004 гг. Родители могут свидетельствовать друг против друга, или один из родителей может столкнуться с местными властями по поводу опеки над детьми. Страх потерять своих детей в результате их похищения или смерти или путем судебного разбирательства может помешать женщине, подвергшейся насилию, покинуть очевидно невыносимую ситуацию. Ее партнер, возможно, угрожал, что если она оставит его, то потеряет детей. Она также знает, что если уйдет, то может подвергнуться суровому осуждению другими людьми как плохая жена и бессердечная мать, или могут сказать, будто она сама создала ситуацию, спровоцировавшую ее партнера. Наличие семье детей повышает риск насилия со стороны интимного партнера по отношению к женщине и явно усложняет ситуацию ухода: