Психопатология обыденной жизни. О сновидении

4) Та же пациентка другой раз допустила такую обмолвку: «Я так простыла, что не могу durch die Ase natmen… ой, Nase atmen» («дышать через нос». – Ред.). Она сама тотчас сообразила, откуда взялась эта ошибка: «Я каждый день сажусь в трамвай на Хазенауэр-гассе, и сегодня утром, когда я ждала трамвая, мне пришло в голову, что, будь я француженкой, я выговаривала бы это название как Asenauer, потому что французы пропускают звук h в начале слова». Далее она сообщила целый ряд воспоминаний о французах, с которыми была знакома, и в результате длинного обходного движения пришла к воспоминанию о том, что четырнадцатилетней девочкой она играла в пьесе «Курмаркец и пикардийка»[58] роль пикардийки и говорила поэтому на ломаном немецком языке. В тот дом, где она жила, приехал гость из Парижа, и эта случайность вызвала весь ряд воспоминаний. Перестановка звуков была обусловлена вмешательством неосознанной мысли, совершенно не связанной с тем, о чем шла речь.

5) Аналогичен механизм обмолвки у другой пациентки, которой вдруг изменяет память в то время, когда она пересказывала давно забытое воспоминание детства. Она не могла припомнить, за какое место ее схватили в разгар игры. Непосредственно вслед за этим она отправилась к своей подруге и заговорила с той о летнем домике. Ее спросили, где находится ее домик в М., и она ответила: «An der Berglende» вместо Berglehne (“на бедре холма” вместо “на склоне холма”. – Ред.)».

6) Еще одна пациентка, которую я спрашиваю по окончании приема о здоровье ее дяди, отвечает: «Не знаю, я вижу его теперь только in flagrant (букв. “на месте преступления”. – Ред.)». На следующий день она повинилась: «Мне было очень стыдно, что я вам так глупо ответила. Вы наверняка сочли меня совершенно необразованным человеком, постоянно путающим иностранные слова. Я хотела сказать en passant (мимоходом, от случая к случаю. – Ред.)». Тогда мы не знали, откуда она взяла неправильно употребленное иностранное слово, но в ходе приема в тот же день она поведала, что вчерашнее воспоминание было вдохновлено опасением оказаться быть пойманной с поличным. Ошибка прошлого дня тем самым предвосхитила неосознанное воспоминание.

7) Относительно другой пациентки мне пришлось в ходе анализа высказать предположение, что в то время, о котором у нас шел разговор, она стыдилась своей семьи и сделала своему отцу упрек по поводу, еще нам не известному. Она ничего такого не помнила и заявила, что этого вообще не может быть. Однако разговор о семье продолжился, и она сказала следующее: «Одно нужно за ними признать, – это и вправду необычные люди, у них не отнять Geiz (алчности)… то есть Geist (ума. – Ред.)». Именно таков был тот упрек, который она вытеснила из своей памяти. Часто случается, что при обмолвке прорывается мысль, которую человеку хотелось бы подавить (ср. случай Vorschwein у Мерингера). Разница лишь в том, что у Мерингера говоривший желал вытеснить нечто ему известное, а моя пациентка не сознавала подавляемого – или, выражаясь иначе, не знала, что она нечто вытесняет, уж тем более, что конкретно.

8) Следующий пример обмолвки тоже можно проследить до факта сознательного умалчивания. Как-то в Доломитовых Альпах я столкнулся с двумя пожилыми дамами, одетыми для прогулки в горах. Мы проделали вместе часть пути, обсуждая прелести и тяготы горных походов. Одна дама признала, что такое времяпрепровождение доставляет немало неудобств. «Какое уж удовольствие, когда весь день бродишь под палящим солнцем, в мокрой от пота блузке…» Тут она запнулась, явно смутившись, после чего прибавила: «Но когда у тебя есть nach Hose (чулки. – Ред.) и можно переодеться…» Полагаю, тут нет нужды в подробном истолковании. Дама собиралась, думаю, перечислить все предметы своей одежды – блузку, накидку, чулки и т. д. Соображения благопристойности вынудили ее опустить упоминание о последнем предмете, но в следующем предложении умолчание прорвалось и подменило собой правильное выражение nach Hause (дом. – Ред.).

9) «Если хотите купить ковры, идите к Кауфману на Матеус-гассе. Думаю, вы вполне можете сослаться на меня», – сказала мне одна дама. Я повторяю: «Стало быть, к Матеусу… То есть к Кауфману». На первый взгляд, моя оговорка выглядит обычной рассеянностью человека, который думает о чем-то своем. Не стану скрывать, что действительно слегка отвлекся, ибо слова этой дамы обратили мое внимание на обстоятельства, для меня несравненно более важные, чем ковры. В доме на Матеус-гассе проживала моя жена, когда мы еще не поженились. Вход в дом был с другой улицы, и теперь я сообразил, что забыл название этой последней; восстановить его пришлось окольным путем. Имя Матеуса, на котором я остановился, послужило заместителем позабытого названия улицы. Оно больше годилось для этого, чем имя Кауфмана, так как употребляется лишь как имя собственное, в противоположность слову Кауфман (Kaufmann – купец. – Ред.), а позабытая мною улица тоже носила личное имя – была названа в честь Радецкого[59].