Психопатология обыденной жизни. О сновидении

На следующий день мы похоронили нашего товарища. Путь от нашей тюрьмы до кладбища в соседней деревушке оказался для нас горьким и унизительным: толпа провожала нас насмешками и издевательствами, среди местных преобладали горластые юнцы и грубые, шумные крестьяне, которые не стеснялись давать волю своим чувствам, выказывать любопытство напополам с ненавистью. Сознавая, что даже в этом беззащитном состоянии нам не избежать оскорблений, и с трудом вынося проявления грубости от местных, я кое-как дотерпел до вечера. В тот же час, что и накануне, и с тем же спутником я отправился бродить по гравийной дорожке вокруг нашего дома; когда мы проходили мимо решетки подвала, за которой накануне лежало мертвое тело, я погрузился в воспоминания о том впечатлении, которое произвел на меня вид мертвого товарища. На том месте, откуда вновь открылся вид на ярко освещенный луной парк, я остановился и сказал своему спутнику: «Мы могли бы сесть в могилу – в траву – и утонуть (sinken) в серенаде». Я и сам не понял, что сказал, пока не оговорился снова: первую обмолвку исправил не задумываясь, но потом, уже под влиянием мгновения, добавил слово «тонуть»! Перед моим мысленным взором с молниеносной быстротой стали разворачиваться картины: танцующие и парящие в лунном свете эльфы; наш товарищ на носилках; будто ожившее мертвое лицо; несколько сцен из церемонии похорон; чувство отвращения, которое я испытал по пути; оскорбления нашей памяти; разговоры о неизбежном распространении заразы; дурные предчувствия, высказанные некоторыми офицерами… Позже я вспомнил, что в тот день была годовщина смерти моего отца; обычно я очень плохо запоминаю даты, а тут вспомнил, и это было поистине поразительно.

Последующие размышления показали мне сходство во внешних обстоятельствах двух вечеров: одно и то же время суток, одинаковые условия освещения, одно и то же место – и тот же спутник. Я вспоминал, с какими тягостными чувствами внимал встревоженным разговорам о возможности распространения гриппа; еще я твердил себе, что главное – не поддаваться страху. Постепенно я осознал значение этой цепочки слов и образов (Wir könnten ins Grab sinken – “Мы могли бы утонуть в могиле”; понял, что именно первоначальное исправление «могилы» на «траву», которое случилось как бы само собой, привело ко второй обмолвке (sinken вместо singen – «петь»), дабы вытесненный комплекс получил свое полное выражение.

Могу добавить, что в то время я страдал от тревоги за очень близкую родственницу, и она неоднократно представала мне в сновидениях неизлечимо больной, а то и вовсе мертвой. Незадолго до того, как меня взяли в плен, я получил известие, что грипп особенно свирепствует в той местности, где она проживала, и сразу же написал ей трогательное и заботливое письмо по этому поводу. С тех пор я потерял с нею связь, а потом, месяцы спустя, узнал, что она пала жертвой эпидемии за две недели до описанного мною эпизода!»

31) Следующий пример обмолвки проливает свет на один из тех болезненных конфликтов, с которыми по роду занятий приходится сталкиваться врачу. Человек, страдавший, по всем признакам, смертельной болезнью (хотя диагноз еще не был подтвержден), приехал в Вену, чтобы дождаться врачебного заключения, и умолил приятеля своих юных дней, ставшего известным врачом, взяться за лечение. С изрядной неохотой его приятель в конце концов согласился. Предполагалось, что больной останется в лечебнице, и врач предложил в качестве таковой санаторий «Гера». «Ну уж нет, – возразил больной, – это же заведение для особых случаев» (он имел в виду, исходя из названия[72], родильный дом). «Перестань! – прикрикнул врач. – В этом санатории umbringen (букв. “кладут конец”. – Ред.) – ой, unterbringen (принимают. – Ред.) – самых разных пациентов». Затем он принялся яростно оправдываться. «Неужели ты подумал, что я питаю в отношении тебя враждебные намерения?» Спустя четверть часа тот же врач сказал даме, которая взялась ухаживать за больным: «Ничего не понимаю и до сих пор не могу поверить. Но если все так, то я – за сильную дозу морфия и спокойный уход». Выяснилось, что его приятель потребовал от врача прекратить его страдания посредством успокоительного, едва подтвердится, что лечение невозможно. То есть врач фактически вызвался покончить со своим другом.

32) Вот весьма поучительная история, которую нельзя не упомянуть, пусть она случилась, насколько я могу судить, добрых два десятка лет назад. Некая дама высказала однажды на светском собрании следующее мнение, – кстати, эти слова были произнесены пылко и под давлением множества тайных побуждений: «Да, женщина должна быть хорошенькой, если хочет нравиться мужчинам. Мужчинам куда проще; пока у них в наличии пять явных (fünf gerade) конечностей, им больше ничего не требуется!» Этот пример раскрывает перед нами внутренний механизм обмолвок, возникающих в результате уплотнения или контаминации. Допустимо предположить, что здесь мы имеем дело со слиянием двух фраз с близкими значениями:

• пока у мужчины в наличии четыре здоровых конечности;