Une autre dame que j’ai cogneue, entretenant une autre grand dame plus qu’elle, and luy louant и exalt ses beautez, eile luy dit apres: “Non, madame, ce que je vous en dis, ce n’est point pour vous adulterer; voulant dire adulater, comme eile le rhabilla ainsi: pensez qu’elle songeoit a adulterer”»[74]
.39) Конечно, имеются и более современные примеры сексуальной двусмысленности, возникающей вследствие обмолвок. Так, фрау Ф. описывала первый час занятий на языковых курсах: «Все очень интересно; учитель – приятный молодой англичанин. С самого начала он дал мне понять durch die Bluse (через блузку. –
При психотерапевтических приемах, которыми я пользуюсь для разрешения и устранения невротических симптомов, передо мной очень часто встает задача выявить в случайных на первый взгляд речах и отдельных словах пациента тот круг мыслей, который стремится скрыть себя, но все же нечаянно, самыми различными способами проявляется. При этом обмолвки зачастую служат крайне полезным источником сведений, как я показал выше – и покажу далее – на убедительных и вместе с тем причудливых примерах. Пациент говорит, например, о своей тетке и неуклонно называет ее, не замечая своей обмолвки, матерью, а другая пациентка называет своего мужа братом. Этим они обращают мое внимание на то, что отождествляют указанных лиц, ставят их рядом в последовательности, означающей для их эмоциональной жизни воспроизведение того же типа личности. Или еще: молодой человек двадцати лет представляется мне на приеме следующим образом: «Я отец NN, которого вы лечили… извините, я хотел сказать, брат; он на четыре года старше меня». Я понимаю, что этой своей обмолвкой он хочет сказать, что, подобно своему брату, он заболел по вине отца, нуждается, как и брат, в лечении, но что лечение нужнее всего как раз отцу. Иной раз достаточно непривычно звучащего словосочетания или некоторой натянутости в речи, чтобы обнаружить присутствие вытесненных мыслей в речи пациента, вроде бы направленной на другую цель.
Как в грубых, так и в более тонких погрешностях речи, которые можно отнести к обмолвкам, я нахожу признаки того, что возникновение ошибок и достаточное их объяснение проистекает не вследствие взаимодействия приходящих в контакт звуков, а под влиянием мыслей, лежащих за пределами задуманного. Сами по себе законы, в силу которых звуки видоизменяют друг друга, не подвергаются мною сомнению; однако мне кажется, что сами по себе они не способны нарушить правильное течение речи. В тех случаях, которые я тщательно изучил и осмыслил, эти законы выступают как предуготовленный механизм, которым с удобством пользуется более отдаленный психический мотив, не подчиняясь при этом влиянию звуковых отношений. В целом ряде подстановок эти звуковые законы не играют при обмолвках никакой роли. В этом мои взгляды совпадают с мнением Вундта, который тоже предполагает, что условия, определяющие обмолвки, выходят далеко за пределы простого взаимодействия звуков.
Считая прочно установленными эти, по выражению Вундта, «отдаленные психические влияния», я, с другой стороны, не вижу оснований отрицать тот факт, что, когда речь ускоряется, внимание несколько отвлекается, условия обмолвок могут легко свестись к пределам, установленным Мерингером и Майером. Но, конечно, для части собранных этими авторами примеров кажется более подходящим усложненное объяснение. Возьмем для примера хотя бы упомянутый вскользь случай: es war mir auf der Schwest… Brust so schwer («так сестрило… так давило на грудь». –
Кажется, что слог Schwe– вытесняет здесь равновалентный слог Вru– посредством предвосхищения. Вряд ли можно отрицать, что слог Schwe– оказался способным к этому вытеснению благодаря еще некоей особой связи. Такой связью могла быть только одна ассоциация: Schwester – Bruder (сестра – брат) – или Brust der Schwester (грудь сестры), то есть ассоциация, ведущая к другим кругам мыслей. Этот незримый, находящийся за сценой пособник и придает невинному слогу Schwe– ту силу, успешное действие которой проявляется в обмолвке.