Психопатология обыденной жизни. О сновидении

В данном случае из-за накопления негатива высказывание князя фон Бюлова прозвучало довольно неопределенно: сочувствие к выступающему и понимание его непростого положения помешали использовать эту оговорку против него в дальнейшем. Год спустя другому оратору в том же месте повезло куда меньше. Он ратовал за демонстрацию в безоговорочную (rückhaltlos) поддержку императора, но допустил при этом скверную оговорку, показав, что в груди лоялиста таятся и другие чувства. «Господин Латтман (Германская национальная партия): По вопросу об обращении наша позиция опирается на текущие законы, одобренные рейхстагом. Как утверждается, рейхстаг имеет право подать такое прошение к императору. Мы верим, что объединенные мысли и чувства немецкого народа направлены на достижение общей цели, и если мы можем облечь демонстрацию в форму, полностью учитывающую пожелания императора, тогда надлежит сделать это бесхребетно» (rückgratlos). Громкий смех не стихал несколько минут. Оратор поправился: «Господа, я должен был сказать не rückgratlos, а rückhaltlos. В это трудное время даже наш император принимает волеизъявление народа – истинное и безоговорочное – таким, каким мы хотели бы это видеть».

(Социал-демократическая) газета «Форвертс» за 12 ноября 1908 г. не упустила случая указать на психологическое значение этой оговорки: «Должно быть, никогда еще ни в одном парламенте депутат столь открыто не характеризовал свою позицию и позицию парламентского большинства в отношении императора, как это сделал антисемит Латтман, когда, выступая с торжественным заявлением во второй день дебатов, он случайно признался, что хотел бы заодно с друзьями бесхребетно донести свое мнение до императора. Громкий смех со всех сторон заглушил оставшиеся слова этого несчастного, который все-таки счел нужным привести жалкое оправдание – мол, он намеревался сказать “безоговорочно”».

Добавлю сюда еще один случай, когда оговорка приобрела прямо-таки сверхъестественное сходство с пророчеством. В начале 1923 г. в финансовом мире случился большой переполох: очень молодой банкир Х. – быть может, один из самых молодых нуворишей в городе В., уж точно самый богатый и молодой из них – завладел после непродолжительной борьбы большинством акций одного банка; после этого состоялось примечательное общее собрание акционеров, на котором старые директора банка, финансисты прежнего типа, не были переизбраны на свои должности, а вот молодой X. стал президентом. В прощальной речи управляющий директор Ю. похвалил старого президента, который не был переизбран, и некоторые слушатели обратили внимание на досадную оговорку, которая повторялась снова и снова. Ю. постоянно называл старого президента dahinscheidend (почившим) вместо ausscheidend (уходящий). Очень скоро старый президент, которого не переизбрали, умер – через несколько дней после собрания. Ему было уже за восемьдесят. (Сообщение Шторфера.)

Хорошим примером обмолвки, которая не столько разоблачает говорящего, сколько позволяет слушателю составить представление о происходящем, мы находим в шиллеровском «Валленштейне» (пьеса «Пикколомини», действие I, явл. 5). Ясно видно, что драматург, обратившийся к этому приему, был знаком с механизмом и смыслом обмолвок. Макс Пикколомини в предыдущей сцене горячо выступал в защиту герцога Валленштейна и восторженно восхвалял блага мира, что раскрылись перед ним, когда он сопровождал дочь Валленштейна в лагерь. Он оставляет своего отца Октавио и посланника двора Квестенберга в полном недоумении. Затем действие продолжается так:

Квестенберг. О горе нам! Вот до чего дошло!

Друг, неужели в этом заблуждении

Дадим ему уйти, не позовем

Сейчас назад, и здесь же не откроем

Ему глаза?

Октавио. Мне он открыл глаза.

И то, что я увидел, – не отрадно.

Квестенберг. Что же это, друг?

Октавио. Будь проклята поездка.

Квестенберг. Как? Почему?

Октавио. Идемте! Должен я

Немедленно ход злополучный дела

Сам проследить, увидеть сам…

Идем!

Квестенберг. Зачем? Куда? Да объясните!

Октавио (забывшись). К ней!

Квестенберг. К ней?

Октавио (спохватившись). К герцогу! Идем[87].

Эта маленькая обмолвка («к ней» вместо «к нему») должна показать нам, что отец прозревает подлинную причину того, почему сын встал на сторону герцога, а придворный жалуется, что «он говорит сплошь загадками».

Еще пример драматургического использования обмолвок был обнаружен Отто Ранком у Шекспира. Привожу описание Ранка (1910):