Желая прибавить хотя бы немногое к тому, что мы знаем об условиях забывания, я склонен подвергать психологическому анализу те случаи, когда мне самому приходится что-либо забыть. Обычно я занимаюсь лишь определенной категорией этих случаев – теми именно, которые приводят меня в изумление, так как ожидаю, что эти факты должны быть мне известны. Хочу еще заметить, что вообще я не расположен к забывчивости (по отношению к тому, что пережил, а не к тому, чему научился!) и что в юношеском возрасте я в течение некоторого короткого времени был способен даже на необыкновенные акты запоминания. В ученические годы для меня было совершенно естественным повторить наизусть прочитанную страницу книги, а незадолго до поступления в университет я был в состоянии записывать научно-популярные лекции непосредственно после их прослушивания почти дословно. В напряженном состоянии, в котором я находился перед последними медицинскими экзаменами, я, по-видимому, еще использовал остатки этой способности, ибо по некоторым предметам давал экзаменаторам как бы автоматические ответы, точно совпадавшие с текстом учебника, который был просмотрен всего единожды с величайшей поспешностью.
С тех пор способность пользоваться материалом в памяти у меня постоянно слабеет, но все же вплоть до самого последнего времени мне приходилось убеждаться в том, что с помощью искусственного приема я могу вспомнить гораздо больше, чем ожидаю от себя. Если, например, пациент у меня на консультации ссылается на то, что я уже однажды его видел, между тем как я не могу припомнить ни самого факта, ни времени, то я облегчаю себе задачу путем отгадывания: вызываю в своем воображении какое-нибудь число лет, считая с данного момента. В тех случаях, когда имеющиеся записи или точные указания пациента делают возможным проверить пришедшее мне в голову число, обнаруживается, что я редко ошибаюсь больше чем на полгода при сроках, превышающих 10 лет[131]
. То же бывает, когда я встречаю малознакомого человека, которого из вежливости спрашиваю о его детях. Когда он рассказывает мне об успехах, которых те добиваются, я стараюсь вообразить себе, каков теперь возраст ребенка, проверяю затем эту цифру показаниями отца, и оказывается, что я ошибаюсь самое большее на месяц, а при более взрослых детях – на три месяца; но при этом я решительно не могу сказать, что послужило основанием вообразить именно такую цифру. Под конец я до того осмелел, что первым высказываю теперь догадку о возрасте, не рискуя при этом обидеть отца неосведомленностью насчет его ребенка. Таким образом я лишь расширяю свое сознательное припоминание, пробуждая бессознательную память, которая заведомо более богата.Итак, далее я приведу поразительные случаи забывания, которые наблюдал по большей части на себе самом. Я различаю забывание впечатлений и забывание переживаний, то есть забывание того, что знаешь, и забывание намерений, упущение чего-либо. Забегая вперед, укажу, что результат всего этого ряда исследований один и тот же: во всех случаях в основе забывания лежит мотив отвращения.
1) Как-то летом моя жена подала мне безобидный по существу повод к сильному неудовольствию. Мы сидели за табльдотом[132]
напротив одного господина из Вены, которого я знал и который, по всей вероятности, помнил меня. У меня были, однако, основания не возобновлять знакомство. Моя жена, лишь расслышавшая громкое имя этого господина, очень скоро дала понять, что прислушивается к его разговору с соседями, так как время от времени она обращалась ко мне с вопросами, из которых улавливалась нить их разговора. Это мне не нравилось и в конце концов рассердило. Несколько недель спустя я пожаловался одной родственнице на поведение жены, но при этом не мог вспомнить ни единого слова из того, что говорил этот господин. Так как вообще я довольно злопамятен и не могу забыть ни одной подробности рассердившего меня эпизода, то, очевидно, что моя амнезия в данном случае мотивировалась известным желанием щадить жену. Недавно произошел подобный же случай: я хотел в разговоре с близким знакомым посмеяться над тем, что моя жена сказала всего несколько часов тому назад, но оказалось, что мое намерение невыполнимо по той замечательной причине, что я бесследно забыл слова жены. Пришлось попросить ее напомнить их мне. Легко понять, что эту забывчивость надо рассматривать как сходную с тем расстройством суждения, которому мы подвержены, когда дело идет о близких нам людях.