«Самого старшего по званию офицера в лагере для военнопленных оскорбил один из товарищей по несчастью. Чтобы избежать дальнейшего накаления страстей, этот старший офицер решил воспользоваться единственным доступным ему способом воздействия и попросить перевести обидчика в другой лагерь. Но затем, по совету нескольких друзей и вопреки собственному тайному желанию, изменил мнение и потребовал немедленного удовлетворения, пусть это и подразумевало печальные последствия. Тем же утром он как старший по званию созвал всех офицеров на построение под присмотром лагерной охраны. С товарищами по плену он был знаком уже давно и никогда ранее не выказывал провалов в памяти. На перекличке он забыл фамилию своего обидчика; всем остальным позволили разойтись, а этому последнему пришлось остаться, пока выясняли, кто он такой, хотя его фамилия присутствовала в середине списка заключенных. Одна часть офицеров посчитала случившееся преднамеренным оскорблением, тогда как другая усматривала здесь несчастливое стечение обстоятельств. Впрочем, позднее, ознакомившись с “Психопатологией обыденной жизни” Фрейда, главный участник эпизода сумел составить правильную картину произошедшего».
Столкновением условного долга с внутренней оценкой, в которой сам себе не признаешься, объясняются также и случаи, когда забываешь совершить действия, обещанные кому-либо другому в его интересах. Здесь постоянно случается так, что лишь обещающий верит в смягчающую вину забывчивость, в то время как просящий, несомненно, дает себе правильный ответ: «Он не заинтересован в этом, иначе не позабыл бы». Есть люди, которых вообще считают забывчивыми и потому прощают, как близоруких, если те не кланяются на улице[142]
. Такие люди забывают все свои мелкие обещания, не выполняют данных им поручений, оказываются ненадежными в мелочах и требуют, чтобы за эти мелкие прегрешения на них не обижались, не усматривали тут черт характера, но сводили все к органическим недостаткам[143]. Я сам не принадлежу к числу этих людей и не имел случая проанализировать поступки кого-либо из них, чтобы в выборе объектов забвения найти верную мотивировку; но по аналогии невольно напрашивается предположение, что тут мотивом, использующим конституциональный фактор для своих целей, выступает необычно большая доля пренебрежения к другим людям[144].В других случаях мотивы забвения обнаруживаются не так легко, но, будучи найденными, они возбуждают немалое удивление. Так, я замечал в прежние годы, что при большом количестве визитов к больным если и забываю о каком-нибудь визите, то лишь о бесплатном пациенте или посещении коллеги. Испытывая понятный стыд, я приучил себя отмечать себе еще утром предстоящие в течение дня визиты. Не знаю, пришли ли другие врачи тем же путем к этому же обыкновению. Но начинаешь понимать, что заставляет так называемого неврастеника отмечать у себя на пресловутых «шпаргалках» все то, что он собирается сообщить врачу. Чаще всего слышишь, что он не питает доверия к репродуцирующей способности своей памяти. Конечно, это верно, но дело происходит обыкновенно следующим образом. Больной чрезвычайно обстоятельно излагает свои жалобы и вопросы; окончив, делает минутную паузу, затем вынимает записку и говорит, извиняясь, что записал себе здесь кое-что, так как все забывает. Обычно он не находит в записке ничего нового. Он повторяет каждый пункт и отвечает на него сам, что об этом уже сказано. По-видимому, своей запиской он лишь показывает один из симптомов, то обстоятельство, что его намерения часто расстраиваются в силу вторжения неясных мотивов.
Далее остановлюсь на недугах, которые затрагивают большинство здоровых среди знакомых мне людей, а также меня самого. Признаю, что я сам, особенно в прежние годы, очень легко и на очень долгий срок забывал возвращать одолженные книги, которые хранил долгое время, или (что случалось с особенной легкостью) из-за забывчивости откладывал оплату счетов. Недавно я ушел как-то утром из табачной лавки, в которой приобрел дневной запас сигар, не расплатившись. Это было совершенно невинное упущение, потому что меня там знают, и я мог поэтому ожидать, что на следующий день мне напомнят о долге. Но это небольшое упущение, эта попытка наделать долгов, наверное, не лишена связи с размышлениями о моем бюджете, которые занимали меня в продолжение предыдущего дня. Вообще, что касается таких тем, как деньги и собственность, то даже у так называемых порядочных людей можно легко обнаружить следы некоторого двойственного отношения к ним. Та примитивная жадность, с какой грудной младенец стремится овладеть всеми объектами (чтобы сунуть их в рот), лишь отчасти преодолена культурой и воспитанием[145]
.