С тех пор я проделал немало других анализов забывания или ошибочного воспроизведения ряда слов, а благодаря их аналогичным результатам склонился к предположению, что подтвержденный с помощью примеров «aliquis» и «Невеста из Коринфа» механизм забывания действует почти повсеместно. Чаще всего результаты подобных анализов не очень-то удобно сообщать, так как, подобно вышеприведенным, они касаются весьма интимных и болезненных для анализируемого проблем, поэтому не буду число таких примеров и дальше увеличивать. Для всех аналогичных случаев, независимо от их содержания, общим остается то, что забытый или искаженный материал памяти соединяется неким ассоциативным путем с неосознанным содержанием мысли, воздействие которой проявляет себя в виде забывания.
Теперь снова вернусь к забыванию имен собственных, которое до сих пор мы не рассмотрели досконально – ни его отдельные яркие случаи, ни его мотивы. Поскольку именно этот вид ошибочных действий мне довелось в свое время в большом количестве случаев наблюдать на самом себе, о примерах подобного рода я мог не беспокоиться. Легкие мигрени, от которых я все еще страдаю, дают обычно о себе знать посредством забывания имен, а на пике этой хвори, во время которой мне не было нужды прекращать работу, на память не приходило зачастую ни одного имени. Правда, как раз случаи, аналогичные моему, могли служить поводом для принципиальных возражений против наших усилий в области психоанализа. Не должно ли из подобных наблюдений непреложно следовать, что причина забывчивости, и прежде всего имен, таится в нарушении циркуляции крови или функционирования человеческого мозга в целом и из-за этого становятся излишними попытки психологически объяснить такие явления? Полагаю, ни в коем случае: это значило бы спутать постоянно идентичный механизм некоего психического процесса с благоприятствующими ему переменчивыми и совсем не необходимыми предпосылками. Вместо разбора этого утверждения приведу, однако, для устранения возражения одну притчу.
Давайте предположим: я оказался настолько неосторожным, что в ночное время стал прогуливаться по безлюдным районам ночного города, подвергся нападению и лишился часов и кошелька. Потом в ближайшем полицейском участке я сообщил: мол, побывал на разных улицах, и там, в
Анализируя наблюдаемые мной самим случаи забывания имен, я почти всегда обнаруживаю, что недоступное имя имеет какое-то отношение к чрезвычайно интересующей меня лично теме и может вызвать у меня сильные, подчас болезненные переживания. В соответствии с удобной и заслуживающей одобрения практикой цюрихской школы (Блейлер, Юнг, Риклин) я могу сказать то же самое с помощью их терминологии: забытое имя задело во мне какой-то «личный комплекс». Его отношение к моей личности опосредовано неожиданной, чаще всего поверхностной ассоциацией (двузначность слова, созвучие); в целом же его можно считать побочной связью.
Несколько простых примеров лучше всего прояснят их природу.
1) Один пациент попросил меня рекомендовать ему курорт на Ривьере. Я знал подходящее место совсем рядом с Генуей, вспомнил даже имя немецкого коллеги, имеющего там практику, но не смог восстановить в памяти название самого местечка, хотя был уверен, что хорошо знаю и его. Мне не оставалось ничего другого, как предложить пациенту подождать, а самому быстро обратиться к женщинам моего семейства. «Как называется городок рядом с Генуей, где доктор N. владеет небольшой лечебницей, в которой известная вам дама довольно долго находилась на лечении?» – «Ну конечно, именно тебе суждено забыть его название. Оно называется