Психопатология в русской литературе

Когда какая-нибудь мысль приводила его в гнев, то вы готовы были поклясться, что встречали эту физиономию на скамье подсудимых или среди бродяг, просящих милостыню у ворот тюрьмы (Э. М. де Вогюэ).

Эти высказывания невольно вызывают в памяти теорию небезызвестного Чезаре Ломброзо.

Но Достоевский рисуется и другим:

«Я видела перед собой человека страшно несчастного, убитого, замученного. Он имел вид человека, у которого сегодня – вчера умер кто-либо из близких сердцу; человека; которого поразила какая-нибудь страшная беда» (А. Г. Достоевская).

«Это лицо сразу и навсегда запечатлевалось в памяти, оно носило на себе отпечаток исключительной духовной жизни. Замечалось в нем и много болезненного – кожа была тонкая, бледная, будто восковая» (В. С. Соловьев).

«Это был очень бледный – землистой, болезненной бледностью – немолодой, очень усталый или больной человек с мрачным, изнуренным лицом…» (В. В. Тимофеева).

«Его проницательные небольшие серые глаза пронизывали слушателя. В этих глазах всегда отражалось добродушие, но иногда они начинали сверкать каким-то затаенным, злобным светом» (Н. Н. Фон-Фохт).

«Как бы озаренное властной думой, оживленно-бледное и совсем молодое лицо, с проникновенным взглядом глубоких потемневших глаз, с выразительно-замкнутым очертанием тонких губ, – оно дышало торжеством своей умственной силы, горделивым сознанием своей власти…Это было не доброе, и не злое лицо» (В. В. Тимофеева).

«Роста он был ниже среднего, кости имел широкие, голову пропорциональную с очень развитым лбом, глаза небольшие светло-серые, и чрезвычайно живые; губы тонкие и постоянно сжатые, придававшие всему лицу выражение какой-то сосредоточенной доброты и ласки; волосы у него были совсем светлые, почти беловатые и чрезвычайно тонкие или мягкие, кисти рук и ступни ног примечательно большие» (С. Д. Яновский).

Так, где же настоящий Достоевский? С одной стороны чуть ли не врожденный преступник, с другой – страдалец, вызывающий жалость у окружающих, с третьей – глубинный мыслитель, «…пловец страшных человеческих глубин, провидец тьмы, рудокоп души» (Ю. Айхенвальд).

Вот в этом-то и заключается полифония характера писателя, своеобразного мозаичного панно.

Да и каждый свидетель, рисуя портрет Достоевского, вносил свои, особенной краскою светящиеся, недобрые или восторженные мазки.

Святой и грешный – таков образ Достоевского и больше к этому прибавить нечего.

Теперь следовало хотя бы коснуться психопатологической симптоматики персонажей произведений Достоевского.

Профессор В. Ф. Чиж пишет: «…обращает внимание, что Достоевский описал большее количество душевно-больных, чем какой-либо другой художник в мире».

Из более ста персонажей, по мнению В. Чижа, сколько-нибудь очерченных у Достоевского, более четверти – душевно-больные; такого соотношения нельзя найти ни у кого.

Разнообразные проявления эпилепсии описаны у Нелли («Униженные и оскорбленные»), Мышкина («Идиот»), Кириллова («Бесы»), Смердякова («Братья Карамазовы»).

Создавая свои произведения, Достоевский в то время еще не имел понятия ни о психопатиях, ни об акцентуациях характера. Но мастерский рисунок патологических характеров своих персонажей легко уложился в рамки теории К. Леонгарда об акцентуированных личностях впервые описанных им только в 1964 году.

В большой по объему классификации К. Леонгарда мы найдем эмотивных (Соня Мармеладова), гипертимических (Катерина Осиповна из «Братьев Карамазовых»), аффективно-лабильных (Разумихин – друг Раскольникова), экзальтированных (Катерина Ивановна из «Братьев Карамазовых»), демонстративных (Федор Павлович Карамазов), параноических (Раскольников, жена Мармеладова), возбудимых (Дмитрий Карамазов) и пр. пр.

Откуда это, предвосхитившее современную психиатрию, знание глубин человеческих характеров, писателя не знакомого даже поверхностно с теоретической психиатрией? И это еще одна загадка «сумрачного» писателя.

Справедливо пишет психиатр 30-х годов прошлого века В. И. Финкельштейн (цит. по О. Н. Кузнецову):

«Произведения Достоевского еще и поныне остаются настольной книгой русских психиатров, ибо даже самое тщательное изучение многотомных трудов корифеев мировой психиатрии, давших добросовестное, но сухое описание психопатологических форм и состояний, ни в коей мере не сможет заменить изучение трагических образов Достоевского, этой непревзойденной ценности в познании человеческой души».

3. «Подполье»

Когда умер Достоевский, Зигмунду Фрейду было 26 лет и ничто не предвещало, что молодой доктор медицины через 20 лет совершит открытие, потрясшее лучшие умы Старого и Нового света – открытие психоанализа. Одним из краеугольных камней этого учения является трехкомпонентная модель личности человека. Выглядит она так – Сверх Я, Я, Оно (супер Эго, Эго, Ид). «Сверх Я» – это надстройка общественно-социальная, «Я» – это сама личность, ее ядро, и «Оно» – глубинное, темное, подсознательное, задавленное «Сверх Я» и «Я» и только иногда прорывающееся в сознание при определенных состояниях человеческой психики.