Психопатология в русской литературе

В особенности это касалось Всеволода, т. к. братья уже были определены в Морской корпус и жили в Петербурге. Мать вместе с любовником – «разночинцем» бежит из дома и в течение этого года Всеволод переходит из рук в руки. Здесь как в дешевом детективе устраиваются погони, мальчика насильно вырывают из рук, прячут и т. д.

Сам Гаршин пишет: «Пятый год моей жизни был очень бурный. Меня возили из Старобельска в Харьков, из Харькова в Одессу, оттуда в Харьков и назад в Старобельск…некоторые сцены оставили во мне неизгладимое воспоминание и, быть может, следы на характере. Преобладающее на моей физиономии печальное выражение, вероятно, получило свое начало в эту эпоху».

Слезные письма Михаила Егоровича к жене, наполненные любовными словоизъявлениями остались «гласом вопиющего в пустыне», несмотря на обещания простить ее. Вот образец: «Сколько обманутых надежд и только одна истинная радость, истинное было счастье для меня, когда ты досталась мне! Господи!… Прости меня, Катя… голова кружится… любовь и теперь также сильна во мне…»

Тогда «Мишель странный» обращается вначале в Харьковскую полицию, а через 3 недели в III отделение корпуса жандармов с просьбой вернуть «украденного» четырехлетнего сына.

Но вот оказия случилась какая! На квартире у «разночинца» Завадского полиция обнаружила бумаги, доказывавшие существование в Харьковском университете тайного политического общества, цель которого – свержение самодержавия. «Разночинца» и с ним еще 22 человека арестовали. Несладко сидел он в Алексеевском равелине Петропавловской крепости – самом жутком каземате для «политических», а через 5 месяцев был сослан под надзор полиции в Олонецкую губернию.

Екатерина Степановна, как жена декабриста, едет за «гражданским мужем» в Петрозаводск, чтобы разделить с Завадским его печальную участь, но через 2 года они расстаются и она переключает все свое внимание на Всеволода.

С 9 до 12 лет Гаршин живет с матерью в Петербурге, учится в гимназии, а в возрасте 13 лет остается, предоставленным самому себе, потому, что мать после смерти Михаила Егоровича возвращается с младшим сыном в Старобельск.

Подросток Всеволод живет в Петербурге на разных квартирах, то со старшими братьями, то у дальних родственников.

Вот здесь впервые в жизни Гаршина начинают проявляться депрессивные мотивы.

В одном из писем к матери звучит отчаянный вопль: «Иногда рад бы бежать куда-нибудь, да некуда… Ах, мамаша, как мне плохо. Выплакаться даже негде: нет собственного уголка».

В 1872 г. у Всеволода развивается острый приступ болезни. Увлечения естествознанием, химией, коллекционированием приобретают болезненную форму, он считает их, чуть ли не имеющими «мировое значение» и потому все должны принимать в них участие. Дело кончилось для 17-летнего Гаршина помещением в больницу для душевно-больных, где ему разрешалось продолжать свою лабораторную деятельность и заниматься коллекционированием.

В 1874 г. после окончания реального училища, Гаршин поступает в Горный институт.

Здесь начинается увлекательная студенческая жизнь. В воспоминаниях современников того периода Гаршин предстает привлекательным, общительным, красивым, всеми любимым молодым человеком, окруженным друзьями, страстным театралом, глубоко чувствующим музыку.

Но вот началась Балканская война и Гаршин в июле 1877 года вступает в нее вольноопределяющимся 138 Волховского полка. Во время боевых действий он получает ранение в ногу, лечится в болгарском госпитале, а в сентябре возвращается к матери и братьям в Харьков.

Впечатления о военных событиях легли в основу нескольких рассказов.

С этого момента начинается необыкновенная, все возрастающая популярность Гаршина как писателя.

Причиной такого небывалого успеха по замечаниям современников явились идейный пафос и литературное мастерство автора.

В нашем очерке не исследуются литературоведческие основы этих рассказов. Оставим этот разбор профессионалам.

Опубликование рассказа Гаршина «Происшествие» (парафраз на тему Настасьи Филипповны Ф. Достоевского) в мартовском номере «Отечественных записок» за 1878 г. совпал с начавшимся у писателя приступом тоски. «Не делаю решительно ничего. Хандра, печальные соображения о своем ничтожестве», – пишет он другу 2 апреля 1878, а спустя более чем, месяц «… хандрю, потому, что не могу ничего делать, ничего не делаю, потому, что хандрю». В том же письме Гаршин говорит другу о мучительной тоске, «совершенно затуманившей голову».

Возвращаясь немного назад, следует отметить, что тема смерти, бессмысленности жизни, тоски начала проявляться у Гаршина очень рано. В своем гимназическом сочинении он размышляет о смерти, тщательно описывает сам процесс умирания, его мельчайшие физиологические подробности, рассуждает о глубоком метафизическом смысле конечных вопросов бытия.

Да и в последующем депрессивный характер писателя иллюстрирует его любовь к такой тоскливой Лермонтовской «Еврейской мелодии», когда, слушая романс М. Н. Офросимова, положенный на эти стихи Гаршин плакал: