Психопомп

Вряд ли мы смогли бы сказать, скольких умерших снарядил и отправил в последний путь Марк, сколько повидал смертей – мирных, безобразных, ужасных, ранних, неожиданных, одиноких, скольких людей перевидал у одра – удрученных, горюющих, страдающих, равнодушных, довольных, – тем более если поначалу он неведомо для чего отмечал в записной книжке в черном переплете, например: такого-то года, месяца и дня, старик восьмидесяти девяти лет с застывшей на лице страдальческой гримасой, – давно я хотел уйти отсюда, так он говорил, и нельзя было с ним не согласиться, хотя бы мельком увидев его сына, полного мужчину с водянистыми глазами и чисто выбритыми и пухлыми щеками, но в особенности жену его, маленькую, с крысиной мордочкой и быстрыми темными глазками, или девушка, страдавшая из-за безутешно плачущей матери и шептавшая, мама, ты меня слышишь? мама, где бы я ни была, я к тебе приду и тебя утешу, передайте ей это, молодой человек, я чувствую, вы меня понимаете, – но со временем он оставил свои записи, ощутив, какой тяжестью ложились они на сердце. Лишь изредка, когда что-то особенно поражало его, он отмечал. Самоубийца звал с собой. Смешной ты человек. Зачем ты держишься за эту жизнь. Ничего она тебе не принесет, кроме горестей, болезней и разочарования. И чистенький, опрятный старичок, уснувший с легкой улыбкой на губах под седыми усами. Что плачете о усопших? Не следует. Лучше о живых. А еще лучше – о близкой кончине мира плачьте.

3.

Десять дней миновали, как в печи Хованского крематория обращена была в пепел Наталья Григорьевна, когда Марк решил позвонить Оле.