Оля спросит. Это вы сочинили? Марк засмеется и правдиво ответит, это папа. Мой папа книжки пишет. Он писатель. Хорошие? Одна, может быть, две. Остальные так себе. Но зато он мне рассказал эту историю. Оля скажет. А где ответ? Кто похитил голову? Марк пожмет плечами. Скорее всего, Бахрушин, подкупивший занятых на реставрации мастеров. Однако в собрании музея ее нет. И где она – не знает никто. Как жаль мне Николая Васильевича. И мне, откликнется Марк. Беспокойной была его жизнь – все он куда-то ехал, все искал места, где можно было бы успокоить сердце и где осенит его вдохновение, отовсюду писал нравоучительные письма, учил, как надобно жить, не имел своего угла, друга сердца, уверовал, но с каким-то ужасным надрывом, – и беспокойной оказалась его смерть. Кто-то ведь хранит, наверное, его голову – может быть, даже не представляя, каким великим дерзновением некогда была она полна! Вообразите: вдруг она стала лотом на подпольном аукционе, и ее объявляли: голова Гоголя, начальная цена – десять тысяч долларов. Пятнадцать! – поднимает руку молодой человек с черными, разделенными белым пробором, блестящими волосами. Двадцать! – объявляет тучный господин с мохнатыми бровями. Тридцать! – говорит старуха с золотыми браслетами на худых руках. Зачем ей голова нашего Гоголя? Все ждут. Тридцать тысяч долларов – раз. Тридцать тысяч – два. Тридцать тысяч… Аукционист поднимает молоток. Сорок! – произносит ничем не примечательная личность в сером костюме. Шепот пронесся. Кто это? Кто это? Оказался представителем дома Ротшильдов. Мы, Ротшильды, заявит впоследствии сэр Артур, рассматриваем приобретение головы русского писателя позапрошлого века прежде всего как удачное размещение капитала. Не исключено, что мы предложим ее Кремлю в обмен на пакет акций алмазодобывающей компании «Алроса». Сочинения этого писателя по фамилии Гоголь любил красный диктатор Иосиф Сталин; тем интересней будет узнать, последует ли диктатор сегодняшней России Владимир Путин литературным вкусам своего духовного наставника, в знак чего, мы полагаем, он согласится обменять некоторое количество алмазов на голову Гоголя. Оля недоверчиво смотрит на Марка. Темнеет. В мягком свете фонарей он видит улыбку на ее губах; лицо ее сияет такой нежной прелестью, что он поспешно отводит от него взгляд и на миг прикрывает глаза. Вы придумали, говорит она. Аукцион, Ротшильды… Не я, отвечает он. Папа. После некоторого молчания Оля скажет. И он, то есть Гоголь… так и лежит? Марк кивает. Без головы. И без ребра. Его взял на память один из писателей. Другой прихватил лоскут от сюртука, а третий – кусок фольги, которой изнутри был выложен гроб. К нему-то ночью и явился огромный, во всю комнату, Гоголь и громовым голосом спросил, а ты зачем стащил у меня мою фольгу. Писателя всю ночь била крупная дрожь, и с первым трамваем он отправился на кладбище Данилова монастыря, где закопал фольгу в кучу оставшейся на месте могилы земли, тайком крестясь и приговаривая: Отче наш, Отче наш… Все остальное он позабыл.