Психопомп

Так три года назад состоялось их знакомство. Мы вполне понимаем желание читателя – если таковой отыщется – поскорее узнать, далеко ли они продвинулись по любовной стезе, и вполне насладиться соответствующим описанием в духе мастеров любовного жанра. «Ялюблю тебя», – пылко проговорил Эдуард. «Милый, – слабым голосом ответила Кристина, – я так ждала этой минуты». Пышная грудь ее вздымалась. Они слились в страстном поцелуе. Кристина простонала. Эдуард сорвал с нее платье, поднял ее на руки и понес в спальню. Она обнимала его и шептала: «Твоя… Твоя навеки»[31]. За столь долгий срок Кристина, пожалуй, поднадоест Эдуарду, подумает читатель, поднимет голову и обнаружит, что пора выходить. Поскольку это была заключительная сцена и последняя страница со словами «она испытала неземное блаженство» была перевернута, он выбросит книжку в первую попавшуюся урну и рысцой поспешит на службу, припоминая, поднимал ли когда-нибудь на руки свою супругу. Сегодня с учетом ее веса это было бы попросту невозможно без риска получить смещение дисков позвоночника, грыжу или ущемление нерва, чреватое долгими и мучительными болями. Да и в пору любовного токования она была… гм, гм… вовсе не березка, и он не рискнул совершить этот подвиг. Правда, в те далекие годы, будучи однажды восхищен алкоголем и вообразив себя Гераклом, он схватил милую женушку, поднял – и вместе с ней рухнул на бетонный пол молдавского винного подвала под дружный гогот вспоенных вином и выкормленных мамалыгой крепких мужиков. Долго она не прощала ему этого позора. Эдуард, наверное, здоровый был малый; а Кристина… не скажешь, что близка к анорексии. Сидючи на диете, пышной груди не получить. Далее он размышляет, воспользовался ли Эдуард презервативом, или Кристина, заметив, как нетерпеливыми пальцами он разрывает пакетик, шепнула: «Не надо, дорогой, я принимаю таблетки».

Хорошо это или плохо, но в нашем сочинении читатель не найдет ничего похожего. Дело не в том, что подобные сцены нам неприятны или наше перо настолько тупо, что описание любви во всех ее проявлениях ему не дается; нет; кое-что в этом роде мы уже предъявляли читательскому сообществу, которое – со своей стороны – откликалось иной раз одобрительно, иногда сдержанно, а однажды – уничтожительно; не обошлось без женщины; супруга одного в высшей степени достойного человека, пролистав один наш роман и обнаружив в нем яркие, как нам кажется, описания отношений известного рода, поклялась не брать в руки ничего из того, что вышло или выйдет под нашим именем; Бог ей судья, супруге, хотя я посоветовал бы ей познакомиться с «Улиссом» Джойса, набоковской «Адой» или «Русскими заветными сказками», собранными Афанасьевым; но супруг ее?! – ошеломляющая мысль закрадывается в голову – ужель она держит его на коротком поводке в суждениях о литературе? или под башмаком, откуда он не смеет и пикнуть?…Дело совсем в другом, а именно: в чистоте отношений двух невинностей, которые как бы в священном ужасе застывали перед порогом, не решаясь его переступить.