Психотерапия для депрессивных жаб

– Думаю, да, по крайней мере время от времени. Впервые я об этом подумал довольно давно. Причем, заметьте, иногда мне становится немного лучше и я могу чем-то не на шутку увлечься. Но потом настроение опять портится, я в очередной раз теряю ко всему интерес и погружаюсь в пучину хорошо знакомых мрачных эмоций. Вот как сейчас.

– Что же, на ваш взгляд, в данный момент делает вас таким несчастным? – спросила Цапля.

– Это долгая история, – ответил Жаб.

– Ничего, я послушаю, – сказала психотерапевт.

И Жаб начал свой рассказ.

– Вам, конечно же, известно, как я бежал из тюрьмы, как обошелся с той прачкой, о катерах, машинах и лошадях. В моей жизни не было событий, которыми я бы особо гордился. Однако о них много говорили и писали, поэтому здесь мне нечего больше добавить. Разве что вы сами меня о чем-нибудь спросите.

Жаб умолк, бросил на Цаплю вопросительный взгляд, а когда та ничего не ответила, продолжил рассказ.

– Эти события, безусловно, оказали на меня огромное влияние, но их, думаю, я давным-давно пережил, как и многое другое. В действительности же мне больно от того, как со мной стали обращаться по возвращении.

– Вам запомнилось что-нибудь особенное? – спросила Цапля.

– Да, запомнилось. Я снова и снова прокручиваю случившееся в голове, не в состоянии остановиться до тех пор, пока не перечислю все до единого события.

– И какое же из них было первым? – спросила Цапля.

– Для начала после моего последнего побега из тюрьмы, совершенного явно не без ума, за мной погналась толпа хулиганов и зевак, вечно сующих нос не в свои дела. По чистому невезению я упал в реку и чуть не утонул. К счастью, Крыс вытащил меня из воды, за что я до конца дней своих буду ему благодарен.

– Тогда я не очень понимаю, с чего вам чувствовать себя таким несчастным, – заметила Цапля.

– Все дело в его отношении ко мне, – ответил Жаб. – Не успела еще высохнуть моя одежда, как я тут же бросился рассказывать ему о своих похождениях. Но он, вместо того чтобы проявить к ним интерес, обвинил меня в «фанфаронстве», настойчиво заявил, что я должен пойти переодеться и привести себя в порядок, дабы выглядеть как подобает джентльмену. Если «это вообще возможно». Представляете? Мы не виделись несколько месяцев – а он со мной вот так заговорил.

– И что же вы почувствовали после его слов? – спросила Цапля.

– Сначала разозлился. В конце концов, приказов я с лихвой наслушался еще в тюрьме. Но это никоим образом не убило чувства благодарности к Крысу, которое я, как уже говорилось выше, к нему испытывал. Мы пообедали (к тому времени я ужасно проголодался), и я поведал о своих приключениях. Знаете, они и правда чрезвычайно интересные, а треволнений в них куда больше, чем в сером существовании Крыса.

– А что он сказал вам в ответ? – задала следующий вопрос Цапля.

– Вы не поверите, но буквально: «Неужели ты сам не видишь, каким жутким стал ослом?» От этого мне взаправду стало больно, возникло ощущение, что он решил меня отчитать.

От горестных воспоминаний на глаза Жаба навернулись слезы.

– И что вы сделали потом? – спросила Цапля.

– Полагаю, то, что обычно. Если я кому-то не нравлюсь, от этого мне становится неуютно, и я стараюсь как-то умаслить их, дабы отвратить гнев. И обещаю сделать что угодно, лишь бы меня снова полюбили. В итоге я согласился, что действительно вел себя как жуткий осел, и дал слово поработать над своим поведением.

– Ну и как, сработало? – поинтересовалась Цапля.

– В каком смысле? – спросил Жаб.

– Отношение Крыса к вам изменилось в лучшую сторону?

– Не уверен, – ответил Жаб. – Ведь сразу после этого он сообщил мне ужасную новость о захвате Жабо-Холла обитателями Дикого Леса. После этого я рассердился уже не на шутку. Со мной такое бывает не часто, но тогда именно так и произошло. Совершенно бездумно с моей стороны. Я бросился прочь, дабы отвоевать любимый дом, но он был во власти этих дикарей, которые чуть было не влепили мне в лоб пулю. Потом они потопили мою лодку, поэтому, возвратившись к Крысу, я весь промок, выбился из сил и совсем приуныл. И это при том, что дома провел только полдня! Мне это показалось очень несправедливым.

От этих горестных воспоминаний Жаб опять зарыдал. Цапля молча сидела, внимала каждому его слову, но сама ничего не говорила. Постепенно Жаб перестал плакать и лишь тихонько всхлипывал, превратившись в живое воплощение бед с соплей на кончике носа. Когда Цапля опять протянула ему пачку салфеток, он с видом маленького послушного ребенка взял их, высморкался и промокнул глаза.

– И как Крыс встретил вас на этот раз? – после некоторой паузы спросила психотерапевт.

Жаб прилагал массу усилий, чтобы в его голосе не пробивалось волнение.