Наблюдая, как клиенты освобождаются от невротических препятствий и узких идентичностей, я снова и снова замечал, как тело становится инструментом, на котором человек играет музыку жизни. Иногда это грустный, диссонирующий звук внутреннего конфликта и тревоги, и тогда тело становится напряжённым, а дыхание — поверхностным. В такие моменты часто случаются простуды, непоследовательная работа мышц и ненадёжное пищеварение и выделение. Эмоциональная боль часто откликается физическим страданием, а психические судороги отражаются в зажатости позы и процессов жизнедеятельности.
Когда человек начинает освобождать свою жизнь от этих искажений, тело также выражает происходящее. Дыхание становится глубже, движения — более плавными и грациозными, а системы жизнедеятельности работают спокойнее.
Есть ещё один процесс, свидетельств которого у меня меньше, но в существовании которого я всё же в определённой степени убедился. Я уверен, что намерение человека может быть задействовано таким образом, чтобы приостановить, а в каких-то случаях даже обратить вспять патологические процессы. Мне кажется, что человек, научившийся достигать подлинной центрированности, обращаться к глубинной мудрости, которую я описал, и фокусировать озабоченность, сохраняя открытые ожидания, обладает мощным средством для борьбы с физической болезнью. Я предполагаю, что со временем мы научимся лучше способствовать этому процессу, и преклоняюсь перед теми пионерами, которые заняты непростым делом исследования этой территории (см., например, [Mischlov, 1975; Samuels and Samuels, 1975]).
9. Путешествие окончено.
Проводник осмысляет пройденный путь
Путешественник и проводник расстаются, каждый идёт своей дорогой и рассказывает истории своим друзьям. Каждый был и навсегда останется для другого особенным человеком, однако время и расстояние берут своё. Постепенно воспоминания теряют яркость, и на передний план выходят другие занятия и отношения. Однако некоторое время по-прежнему отводится размышлениям и рефлексии.
В этой последней главе я немного расскажу о том, что эта профессия значит для меня. Этот опыт невозможно полностью описать словами, однако я попытаюсь передать вкус той жизни терапевта, которая мне известна.
Психотерапия в самых распространённых сегодня формах в основном является новым явлением. За мою собственную жизнь — а я никоим образом не считаю себя «ископаемым» — терапия превратилась из малоизвестной практики, в основном занимающейся серьёзными нарушениями, в часть массовой культуры. Невероятно разрослась литература по этой дисциплине. В 1940-е и 1950-е годы можно было владеть всей тематической литературой, даже не занимая ею все свои книжные полки. Теперь же за потоком книг, журналов, аудио- и видеозаписей, семинаров, лекций и многого другого просто невозможно угнаться.
Когда-то область ментальной терапии в основном была занята психоаналитиками, с одной стороны, и своего рода рациональными советами — с другой. Теперь же существует большое разнообразие терапий, и мы уже упоминали о нём. В мои ранние дни в этой области единственными, кто мог заниматься подобным лечением, были психиатры. Сегодня в той или иной степени терапию проводят психологи, социальные работники, консультанты всех мастей, священники, профессионалы в сфере образования, полупрофессионалы со значительной или незначительной подготовкой — и все остальные.
Мне придётся выразить свою озабоченность последним моментом: мне кажется, что работа с людьми, которым в жизни нужна помощь, требует очень серьёзного доверия. Я знаю, что многие виды переживаний могут быть
Мой личный опыт работы психотерапевтом
Мы с женой просто пытались решить, стоит ли смотреть вечерние новости, когда зазвонил телефон. В жизни психотерапевта поздние вечерние звонки редко сулят что-то хорошее, и я снял трубку с опасением. Это была Салли. «Доктор Бьюдженталь, я только что насмерть зарезала мужа и не знаю, что мне делать». Боже! Это случилось. Мне везло, и мои клиенты редко совершали насильственные действия, но вот это случилось.