Первое возраженіе, которое я сд
лаю Руссо, будетъ состоять въ вопрос — согласенъ ли онъ, что чловкъ, пользующійся свободою, въ состояніи сдлать боле добра и зла, чмъ человкъ, лишенной оной, и что люди вообще, разорвавъ связывающія ихъ узы невжества, въ состояніи сдлать боле добра и зла, чмъ люди, невжество которыхъ ограничиваетъ ихъ свободу? Я увренъ, что всякой разсудительной человкъ согласится, что чмъ мене развиты способности чловка, тмъ боле ограниченна его свобода и на оборотъ. Слдовательно, чтобы ршить этотъ вопросъ, надо сперва ршить вопросы, которые при этомъ разсужденіи сами собою представляются нашему разсудку. Иметъ ли человкъ наклонности врожденныя? И ежели онъ иметъ оныя, то равносильны ли наклонности къ добру и злу или одна изъ нихъ первенствуетъ? —Ясно, что для того, чтобы р
шить прямо, изъ основныхъ началъ разума вопросъ, заданный Руссо, надо ршить сначала эти три вопроса.[156] Ежели врожденныхъ наклонностей человкъ не иметъ, то ясно, что добро и зло зависятъ отъ воспитанія. Ежели же добро и зло зависятъ отъ воспитанія, то ясно, что наука вообще и филоссофія въ особенности, на которую такъ нападаетъ Руссо, не только не безполезны, но даже необходимы, и не для однихъ Сократовъ, но для всхъ. — Ежели же наклонности къ добру и злу равносильны въ душ человка, то чмъ мене будетъ свобода человка, тмъ мене будетъ его доброе и злое вліяніе и на оборотъ; слдовательно, ежели предположить это врнымъ, науки и художества не могутъ произвести никакой разницы въ отношеніи между добромъ и зломъ. — Ежели начало добра первенствуетъ въ душ человка, то съ развитіемъ искуствъ и художествъ будетъ развиваться и начало добра и на оборотъ. Ежели же начало зла первенствуетъ въ душ человка, то только въ этомъ случа мысль Руссо будетъ справедлива. И я увренъ, что со всмъ своимъ краснорчіемъ, со всмъ своимъ искуствомъ убждать великій гражданинъ Женевы не ршился бы доказывать так[ую] утопію, всю нелпость которой надюсь я доказать посл. — Здсь мн приходитъ мысль о томъ, что вс филоссофскіе вопросы, надъ ршеніемъ которыхъ трудились столько и писалось столько книгъ (безполезныхъ), вс, говорю я, можно привести къ очень простымъ началамъ.... Насъ забавляютъ боле листочки дерева, чмъ корни; одна изъ главныхъ ошибокъ, длаемыхъ большей частью думателей, есть та, что сознавъ свою неспособность для ршенія важныхъ вопросовъ изъ началъ разума, они хотятъ ршить филоссофскіе вопросы исторически, забывая то, что Исторія есть одна изъ самыхъ отсталыхъ наукъ и есть наука, потерявшая свое назначеніе. — Самые жаркіе партизаны ея не найдутъ никогда ей приличной цли. — Исторія есть наука побочная. — Это можно сказать, не доказывая. Ошибка состоитъ именно въ томъ, что ее изучаютъ, какъ науку самостоятельную; ее не изучаютъ для филоссофіи, для которой ея изученіе только и нужно, но ее изучаютъ для самой себя. — Поэтому Исторія не откроетъ намъ, какое и когда было отношеніе между науками и художествами и добрыми нравами, между добромъ и зломъ, религіею и гражданственностью, но она скажетъ намъ, и то неврно, откуда пришли Гунны, гд они обитали и кто былъ основателемъ ихъ могущества и т. д.Руссо, разсуждая о первоначальномъ вліяніи наукъ и художествъ, говоритъ: