ПСС. Том 01. Детство. Юношеские опыты

Уговорилъ его разъ отецъ хать на охоту. Онъ взлзъ въ своемъ длиннополомъ купеческомъ кафтан на охотничью лошадь и все поле здилъ съ нами. Поле было неудачное, и презрительная улыбка не сходила съ его лица. Пришлось, наконецъ, подл самого его травить бляка. Я слдилъ за нимъ во время травли, желая знать, какое на него произведетъ впечатлніе.

Онъ скакалъ, какъ сумашедшій, и издавалъ изрдка пронзительные звуки; но когда собаки окружили зайца и, выражаясь по-охотничьи, стали кидать съ угонки на угонку, восторгъ его дошелъ до послднихъ предловъ: онъ, продолжая скакать и повалившись на луку, помиралъ со смху.

Травля какъ нарочно была славная. Окруженный со всхъ сторонъ, блякъ сделалъ salto-mortale, и одна собака поймала его на воздух.

Несмотря на то, что со всхъ сторонъ ему кричали: «собакъ не раздавите, собакъ не раздавите», онъ подскакалъ къ самому тому мсту, гд поймали зайца, не въ силахъ боле держаться на сдл, отъ смху свалился прямо въ кучу собакъ и продолжалъ, лежа на земл, неистово, но уже беззвучно смяться. Насилу, насилу его успокоили. Объ чемъ онъ смялся? Неизвстно.

*№ 6 (II ред.).

Какъ теперь вижу я, какъ онъ, въ своемъ кабинет, съ ногами заберется на кожаный диванъ, поставитъ подл себя какъ-нибудь бокомъ столикъ, на которомъ стоятъ стаканъ чаю, графинчикъ съ ромомъ, серебряная пепельница, лежатъ шотландская сигарочница, платокъ, и, прислонившись на шитую подушку, которую подкинетъ подъ спину, сидитъ и читаетъ. Поза его и вс эти предметы такъ изящно расположены, что человку, который не иметъ этого дара — во всемъ быть изящнымъ — нужно бы было много времени и хлопотъ, чтобы сдлать то же самое. Я замчалъ, что онъ за столомъ иногда передвигалъ стоявшія вщи, какъ казалось, безъ всякой нужды, и совершенно безсознательно толконетъ солонку подальше, графинъ подвинетъ ближе, свчку вправо, и точно выдетъ какъ-то лучше. Онъ имлъ привычку носить въ комнат фуражки и иногда накидывать верхнее платье, не надвая въ рукава — все это очень шло къ нему. Онъ говорилъ плавно: не останавливаясь и не поправляясь — смялся очень рдко; но часто улыбался, и улыбка у него была весьма пріятная. По-Французски говорилъ бгло и просто, но никогда не говорилъ только на одномъ язык, a перемшивалъ Русскій съ Французскимъ. Несмотря на этотъ недостатокъ, разсказы его всегда были сильны, и рчь пріятна. Въ разговор онъ употреблялъ иногда довольно грубые слова и жесты. Онъ иногда ударялъ кулакомъ по столу и употреблялъ слова въ род[113] «ерыга», «хватилъ» [?], «г......», но эти грубости выходили у него какъ-то мило и придавали еще больше увлекательности его разговору. Онъ не употреблялъ ни пышныхъ фразъ, ни новыхъ необщеупотребительныхъ словъ — рчь его всегда имла одинаковый характеръ. Онъ часто въ своихъ разсказахъ не только отклонялся отъ истины, но выдавалъ за правду вещи, которыхъ никогда не было. Длалъ онъ это только для краснаго словца, но не изъ выгоды. Онъ выдумывалъ и прибавлялъ, но не лгалъ.

**№ 7 (III ред.).

Глава 4-ая. Что за человкъ былъ мой отецъ?

Большой, статный ростъ, странная, маленькими шажками походка, привычка подергивать плечомъ, маленькіе, всегда улыбающіеся глазки, большой орлиной носъ, неправильныя губы, которыя какъ-то неловко, но пріятно складывались; большая, почти во всю голову, лысина и недостатокъ въ произношеніи, пришепетываніе, — вотъ наружность моего отца съ тхъ поръ, какъ я его запомню, — наружность, съ которой онъ умлъ всмъ нравиться, прослыть и дйствительно быть человкомъ à bonnes fortunes.[114] Что онъ нравился женщинамъ, это я понимаю, потому что знаю, какъ онъ былъ предпріимчивъ и сладострастенъ, но какой у него былъ корешокъ, чтобы нравиться людямъ всхъ возрастовъ, сословий и характеровъ: старикамъ, молодымъ, знатнымъ, простымъ, свтскимъ, ученымъ и въ особенности тмъ, которымъ онъ хотлъ нравиться?

Онъ умлъ взять верхъ въ отношеніяхъ со всякимъ. Не бывши никогда человкомъ очень большого свта, онъ всегда водился съ людьми этаго круга и такъ, что былъ уважаемъ. Онъ зналъ ту крайнюю мру самонадянности и гордости, которая возвышала его въ мнніи свта, не оскорбляя никого. Онъ былъ въ иныхъ случаяхъ оригиналенъ, но не до крайности, а употреблялъ оригинальность какъ средство, замняющее для него иногда свтскость или богатство. Ничто на свт не могло возбудить въ немъ чувства удивленія: въ какомъ бы онъ ни былъ блестящемъ положеніи, казалось, онъ для него былъ рожденъ. Онъ умлъ показывать одну блестящую сторону своей жизни, и такъ хорошо умлъ скрывать ту мелочную, наполненную досадами и огорченіями сторону жизни, которой подлежитъ всякій смертный, что нельзя было не завидовать ему. Онъ былъ знатокъ всхъ вещей, доставляющихъ удобства и наслажденія, и умлъ пользоваться ими.