ПСС. Том 01. Детство. Юношеские опыты

Л. А. въ это время, разговаривая со мной о жизни въ этомъ город, дала мн замтить, что они знакомы почти со всмъ здшнимъ обществомъ. Эта новость для меня была непріятна; мн казалось сначала, что она никого не знаетъ, и что я буду ея ресурсомъ, но теперь я боялся, что она, какъ и многіе другіе предметы моей страсти, пропадетъ для меня въ этомъ свтскомъ кругу, къ которому никогда не могъ привыкнуть. Я представилъ уже себ ее на бал Губернатора рука объ руку съ племянницей [1 неразобр.][110] противъ нихъ Исленева, который во время отдыха между танцами ходилъ [?] задомъ. Надо сказать, что тогда уже я никакъ не ршился бы подойти къ ней. Эти два лица были для меня хуже всякаго пугала. Я былъ представленъ К., но потомъ какъ-то забылъ ей поклониться, въ другой разъ поклонился, не видала, и я совсмъ пересталъ кланяться, но зато сталъ всегда обходить ее и бгать, что́ и взошло въ привычку. Г-ну Исленеву я разъ поклонился, и, хотя онъ смотрлъ въ мою сторону, не отдалъ мн поклона. Съ тхъ поръ я не то, чтобы возненавидлъ его, a мн неловко на него смотрть, и я удаляюсь отъ него. — Чтобы удержать Л. А., которая мн очень понравилась, на сколько можно, я просилъ ее de m’accorder une contredanse[111] на первомъ [91] бал. Она не представила никакихъ возраженій, но только покраснла. Я покраснлъ еще больше и испугался своего поступка. Хотя и не оправившись отъ смущенія, я раскланялся и вышелъ довольно удачно, но въ зал зацпилъ за полосушку и чуть не упалъ. Это увеличило мое смущеніе, и я, уходя, до передней говорилъ несвязныя слова вслухъ. Надвая шинель, я услыхалъ голосъ хозяйки и затмъ шаги хозяина (я догадался, что она замтила ему, что надо было меня проводить). Онъ догналъ меня въ передней и просилъ не забывать ихъ, но въ тон его не было радушія, къ которому онъ, судя по лицу, долженъ былъ быть способенъ. Какъ не глупа была мысль, что онъ не желаетъ меня видть, потому что я какъ будто намревался волочиться за его свояченицей, она мелькнула въ моей голов. Эта мысль довела мое смущеніе до такой степени, что хозяину видно было очень тяжело говорить со мною, и что, надвъ шляпу какъ то на бокъ, а шинель почти навыворотъ и споткнувшись еще, я весь въ поту, съ слезами на глазахъ, совершенно неестественно выскочилъ на улицу. Какъ ужасно и сильно я страдалъ въ подобныя минуты, описать невозможно. Это на меня находило днями, и это похожо на болзнь. Были такія дни, въ которые малйшая вщь могла меня довести до такого смущенія, отъ котораго я плакалъ.

Отчего бы это? Когда сконфуженъ, Богъ знаетъ, откуда берутся столы и полосушки, о которые спотыкаешься. Будь дома я одинъ, я способенъ сдлать 1000 самыхъ замысловатыхъ прыжковъ посреди разставленныхъ кеглей, не зацпивъ ни одну и ни разу не споткнувшись.

————

*№ 1 (II ред.).

Вся эта сторона называлась угломъ наказаній. Въ этотъ же уголъ, около печки, ставили насъ на колни, и въ настоящую минуту стоялъ Володя. Когда я взошелъ, онъ оглянулся на Карла Ивановича, но тотъ не поднялъ глазъ; по этому случаю Володя слъ на свои пятки и, сдлавъ мн пресмшную гримасу, схватился за носъ, чтобы не расхохотаться, но не удержался и фыркнулъ. «Wollen sie still stehen»,[112] сказалъ Карлъ Ивановичъ и вышелъ въ спальню одваться.

*№ 2 (II ред.).

Послдняя стна занята была 3-мя окошками. Въ середин комнаты стоялъ столъ, покрытой оборванной черной клеенкой, изъ-подъ которой виднлись изрзанные перочинными ножами края. Кругомъ жесткіе деревянные табуреты безъ спинокъ.

Когда Карлъ Ивановичъ вышелъ, я подошелъ къ Волод и сказалъ: «за что?» — «А, глупости», отвчалъ онъ мн, «за то, что легъ на окошко Акима смотрть, (Акимъ дурачекъ садовникъ) да и не видалъ, что онъ тутъ разставилъ сушить свои глупыя коробочки, я и раздавилъ одну — право нечаянно».— «Какую?» спросилъ я. Онъ не усплъ отвтить, потому что въ это время взошелъ Карлъ Ивановичъ въ синемъ сертук и зеленыхъ панталонахъ, но только показалъ мн своими черными, веселыми глазами на уголъ за печкой и опять поднялъ плечи и чуть не фыркнулъ. Я взглянулъ: лучшее произведенiе Карла Ивановича: футляръ съ перегородочкой, которому не доставало только коемокъ, чтобы быть поднесену maman, для котораго Карлъ Ивановичъ нарочно заказывалъ болвана и надъ которымъ трудился съ особенной любовью, лежалъ скомканный на полу и въ самомъ жалкомъ положеніи. Я понялъ, что долженъ былъ перенести Карлъ Ивановичъ, чтобы дойти до этого, и пожаллъ о немъ душевно, но я не смлъ утшать его такъ же, какъ онъ утшалъ меня за ¼ часа тому назадъ. Я съ презрніемъ посмотрлъ на Володю; мой взглядъ выражалъ: «и ты можешь смяться!» Карлъ Ивановичъ остановился передъ дверью и на верхней притолк сталъ писать цифры и буквы мломъ — онъ велъ календарь надъ этой дверью, но, такъ какъ на верхнемъ карниз не выходилъ цлый мсяцъ, то онъ въ извстные дни стиралъ и писалъ новые знаки. Въ это время я выглянулъ въ окошко.

**№ 3 (III ред.).