Разговоръ шелъ довольно вяло. Ежели бы другой челов
къ, боле безпечнаго характера, былъ на моемъ мст, онъ, врно, умлъ бы оживить его, но меня не оставляла мысль, которую выразилъ В., что они думаютъ: «зачмъ онъ къ намъ пріхалъ?» Допрашивали меня о томъ, въ какомъ я класс, [89] на что я отвчалъ, что въ третьемъ курс; спрашивали, что́[90] Молодой челов
къ, котораго я прежде встрчалъ и зналъ за дурака, былъ недавно представленъ въ ихъ домъ, но, несмотря на это, взошелъ такъ развязно, о погод и о обществ, о тхъ же самыхъ предметахъ, о которыхъ и я принужденъ былъ говорить, говорилъ съ такимъ жаромъ, что съ нимъ, какъ я замтилъ, говорили безъ всякаго принужденія. Онъ спорилъ о погод, доказывалъ что-то, приводилъ примры изъ прошлаго года, и такъ громко, что изъ другой комнаты непремнно захотлось бы послушать этотъ занимательный разговоръ.«Неужели, думалъ я, этимъ преимуществомъ передо мной онъ обязанъ своей глупости, тому, что у него въ голов
ничего другаго нтъ, а что я не могу говорить о погод и думать о ней; я въ это время обыкновенно думаю о другомъ, поэтому не говорю отъ души.»