- Я знаю английский язык, так что вы говорите лучше на каком-нибудь другом.
И когда Софья Марковна смешалась и покраснела, он добавил снисходительно:
-Да вы не конфузьтесь. Языки надо знать, это ведет людей к сближению. Ведь вся беда людей с древнейших времен и до этого вечера состоит в неуменье и бессознательном нежелании общаться с людьми.
Он вызывал на беседу, и лицо его становилось все сосредоточеннее. Но кругом шел оживленный разговор о знакомых, об oпeре; занимал всех и ужин -молодые картошки с зеленью, бифштекс, вина". К ужину вышел и военный доктор, похожий на цыгана. Заспанный, добродушный, он все старался казаться трезвым и поэтому расшаркивался, подымал плечи и хриплым голосом говорил любезности дамам.
Тогда Каменский, обращаясь как будто к одному Игнатию, произнес целую речь. Голос его стал торжественным, глаза строгими и выразительными.
Он опять начал с того, что нужно в жизни. Современный человек, говорил он, отличается тем, что умеет становиться на всевозможные точки зрения и ни одной не признавать безусловно справедливой, ни одной не увлекаться сердечно. Жизнь стала слишком сложна, и сложная общественная организация парализует нашу волю и растягивает нас в разные стороны. Мы одурманили себя ненужными делами, мы загипнотизированы книгами и разучились говорить языком сердца. Мы слишком заняты, по словам Лаодзи и Амиеля, слишком много читаем пустого и бесплодного, когда надо стараться упрощать жизнь, стараться быть искренним, вникающим в свою душу, когда нужно отдаться Богу, служить только ему, остальное же все приложится. Мы устали от вероучений, от научных гипотез о мире, устали от распрей за счастье личности, слишком много пролили крови, вырывая это счастье друг у друга, когда жизнь наша должна состоять в подавлении личных желаний и исполнении закона любви. Злоба -смерть, любовь -жизнь, говорил он. Жизнь только в жизни духа, а не в жизни тела. Плод же духа -любовь, радость, мир, милосердие, вера, кротость, воздержание ... Эго повторяли людям все великие учители человечества, начиная с Будды".
- Ну, знаете, батенька, Будда был довольно-таки ограниченный субъект! -перебил Игнатий.
Каменский, не слушая, продолжал говорить. Он настаивал на том, что мы сами создаем себе миллионы терзаний только потому, что не хотим прислушаться к тому, что говорит нам сердце голосом любви, всепрощения и благоволения ко всему живущему; настаивал на том, что мы гибнем, развивая в себе зверские похоти, тысячи ненужных потребностей и желаний. «Желаете и не имеете; убиваете и завидуете и не можете достигнуть», -напомнил он слова апостола Иакова.
-Это все очень не ново! -послышались голоса, -это все давно слышанное. К сожалению, не так просто все развязывается. И любить по закону нельзя. Странный рецепт: возьми да полюби!
Гриша терялся -с обеих сторон говорили правду!
Размахивая полами сюртука, Подгаевский ходил по комнате и кричал над ухом Каменского:
-Я скажу вам словами такого же апостола, Павла: «Освободившись от греха, вы стали рабами праведности!»
-Лучше быть рабом праведности, чем похоти, -пробовал возражать Каменский.
Но Подгаевский был уже пьян. Пьян был и «Вася», который все наклонялся и что-то бормотал на ухо Петру Алексеевичу, воображая, что говорит шепотом. А Петр Алексеевич сидел с раскрасневшимся лицом и мутным взглядом.
Ах, что кому до нас,
Когда праздничек у нас! -
запел он вдруг фальшиво и резко.
Дамы встали и начали прощаться. Поднялся и Каменский.
-Что же вы? -спросил Петр Алексеевич. -Уже уходите?
Напрасно! Давайте споем.
Каменский пожал плечами.
-Какой вы веселый! -сказал он, нахмуриваясь.
-Веселый! -повторил Петр Алексеевич и вдруг прибавил с неприятной улыбкой: -Кстати о труде! Шкап-то скоро будет готов?
-В четверг принесу.
-После дождичка?
-А разве в четверг будет дождь?
-Да вот Брюс пишет -будет.
-Жаль! А закусить разве не хотите? Ведь хочется небось?
Каменский посмотрел на него долгим взглядом, пожал окружающим руки и пошел из дома через балкон.
Петр Алексеевич поднялся.
-Николка! -крикнул он на весь дом.
И когда вбежал лакей, прибавил:
- Лошадей нам! Вася, Илюша - в «Добро пожаловать!».
Едем!
-Петр Алексеевич, -сказала Наталья Борисовна, -я тебя прошу, не езди!
-Мамаша! Оставьте! Стыдно при чужих людях...
Ах, что кому до нас, -
запел он снова, обнял доктора и Подгаевского и пошел в кабинет. ..
Дом опустел. Было слышно, как в столовой убирали посуду. Гриша сидел в своей комнате у открытого окна, стиснув зубы.
- В наше время таких бы не слушали, -со злобой говорил на балконе Бернгардт.
- Вы и теперь не слушаете, — отвечал злобно и Каменский.
- Мы жизнью жертвовали!
- Однако вы живы.
- Не каламбурьте! Вы увлекаете общество от полезной и честной работы в свою келью под елью.
- Это что же вы называете работой? Неужели эта дача похожа на рабочий дом?
- Я не про эту дачу говорю. Вы не ехидничайте. Любовь! .. А ведь у вас злоба кипит, вы сами просите борьбы ... Вы, например, меня ненавидите сейчас.