Читаем ПСС. Том 55. Дневники и записные книжки, 1904-1906 гг. полностью

<2) Всѣхъ людей можно себѣ представить придавленными огромнымъ — ну, хоть досчатымъ поломъ — или, лучше, войлокомъ. И всѣ лежатъ скорчившись, согнувшись, и имъ тяжело, душно, и нужно и хочется расправиться. И вотъ каждый, вмѣсто того, чтобы по мѣрѣ силъ30 выпрямиться, стать во весь ростъ (стараться быть совершеннымъ, какъ Отецъ вашъ Небесный), каждый прорываетъ войлокъ, выпрастываетъ руки, кладетъ на войлочный покровъ и сидитъ или лежитъ. Тѣмъ, кот[орые] не прорвали войлокъ и хотятъ выпрямиться, становится еще тяжелѣе, и возможность поднять весь покровъ вслѣдствіи дыръ становится еще труднѣе. Всѣ эти дыры — это всевозможныя дѣятельности людскія:31 и государственная, и общественная, и научная, и художественная. Нужна же одна дѣятельность: выпрямленія. (Не вышло).>

Нынче 15 Ян. Я. П. 1904.

Думалъ о томъ же сравненіи. Хочется его употребить, а все не выходитъ. Думалъ еще такъ:

Неясно. Отложу.

Нынче думалъ о главномъ различіи науки и религіи. Человѣку, — онъ какъ лошадь на топчакѣ, — нужно сейчасъ дѣйствовать. А чтобы дѣйствовать, надо знать, какъ. И для того, чтобы знать это, есть такое предъугадывающее обобщеніе, вдохновеніе — религіозное сознаніе. И потому оно всегда было, есть и будетъ.

Сон[я] и Саш[а] все въ Москвѣ. Здоровье порядочно. Немного писалъ Купонъ.

16 Янв.

Вчера писалъ о религіи. Здоровье недурно. Нынче ничего не могу писать, не выспался. С[оня] пріѣхала. Вчера32 б[ылъ] Буланже. Нынче все пытался33 работать надъ календаремъ, но не могъ ничего сдѣлать. Вчера думалъ:

1) Естественники, физіологи34 разсуждаютъ о томъ, какъ получаются человѣкомъ впечатлѣнія отъ внѣшняго міра, и изслѣдуютъ глазъ,35 волны свѣт[а], источникъ колебанія волнъ эфира и воздуха для слуха и нервовъ для осязанія и т. п., а дѣло все въ томъ, что человѣкъ и всякое живое существо неразрывно связано — есть одно со всѣми36 существами міра и знаетъ ихъ также, какъ себя, только нѣсколько отдаленнѣе. И когда получаетъ впечатлѣнія, познаетъ ихъ, только вспоминаетъ то, что знаетъ.

2) Какъ правъ Аміель, что для всякаго чувства и мысли есть свой зенитъ, на кот[оромъ] надо стараться удержать, запечатлѣть чувство или мысль. Пропустишь — и не возстановишь. Такъ я думалъ о разбойничьей шайкѣ правительствъ такъ сильно и ясно дня два тому назадъ, а теперь все холодно и несильно. —

18 Янв. 1904. Я. П.

Здоровье хорошо. Вчера гуляя думалъ о смерти, чувствовалъ ея приближеніе съ радостнымъ, да, радостнымъ спокойствіемъ. Благодарю Бога. Еще думалъ вчера:

1) Время37 для насъ только по неспособности нашей обнять все — наша отдѣленность (тоже и пространство). Но какже объяснить происхожденіе животныхъ, людей отъ родителей? — Что такое внѣ времени мой сынъ? Какое его отношеніе ко мнѣ? Такое же, какое мое отношеніе къ моему отцу, моей матери, моей женѣ — болѣе близкое, чѣмъ къ другимъ существамъ. Козявка, жившая 1000 лѣтъ тому назадъ въ Австраліи, — самое далекое отъ меня существо; собака, жившая тогда же въ Австраліи, ближе;38 козявка, теперь живущая въ Австр[аліи], ближе; собака, лошадь въ Россіи, чѣмъ современнѣе, тѣмъ еще ближе; человѣкъ въ Австр[аліи] еще ближе, въ Россіи еще ближе, въ Ясн[ой] Пол[янѣ] еще ближе, мой сынъ теперь еще ближе. — Какже можетъ представляться міръ существу, для к[отораго] нѣтъ времени и пространства? А также какъ мнѣ представляется мое «я», совокупляющее въ cебѣ все мое прошедшее въ этомъ мірѣ. Je m’entends.39

Вчера немного добавилъ къ Шексп[иру] и просмотрѣлъ Купонъ и Камень. На душѣ хорошо.

19 Янв. 1904. Я. П.

Здоровье похуже. Вчера очень хорошо думалъ:

1) Я — духовное и потому внѣпространств[енное], внѣвременное, безконечное, вѣчное существо, отдѣленное отъ своего начала (знаю, что слово и понятіе отдѣленности есть понятіе временно-пространственное, но не могу иначе понимать). И это отдѣленное существо рвется изъ своихъ предѣловъ, какъ сжатый газъ; и въ томъ жизнь, что оно, сознавая свою духовность, свое единство со Всѣмъ, стремится соединиться съ нимъ. Въ этомъ стремленіи, усиленіи сознанія, въ этомъ трепетаніе божеской жизни. Всякое существо, живя — добрѣетъ, т. е. сознаетъ все больше и больше свое единство съ другими существами, съ міромъ, со Всѣмъ. Мнѣ это представляется во времени,40 т. е. что къ старости и собака и человѣкъ становятся добрѣе, но въ дѣйствительности это происходить внѣ времени, т. е. человѣкъ въ одно и тоже время и отдѣленн[остъ] и все. Противорѣчіе во всемъ, что мы думаемъ внѣ41 формъ пространства и времени (и злѣе и добрѣе), т. е. нашего ума не хватаетъ на мышленіе внѣ прост[ранства] и времени. Логично только то, что мы видимъ въ простран[ствѣ] и времени. Но самое пространство и время не логичны.

Перейти на страницу:

Все книги серии Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений в 90 томах

Похожие книги

Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное
Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза
Темные силы
Темные силы

Писатель-народник Павел Владимирович Засодимский родился в небогатой дворянской семье. Поставленный обстоятельствами лицом к лицу с жизнью деревенской и городской бедноты, Засодимский проникся горячей любовью к тем — по его выражению — «угрюмым людям, живущим впрохолодь и впроголодь, для которых жизнь на белом свете представляется не веселее вечной каторги». В повести «Темные силы» Засодимский изображает серые будни провинциального мастерового люда, задавленного жестокой эксплуатацией и повседневной нуждой. В другой повести — «Грешница» — нарисован образ крестьянской девушки, трагически погибающей в столице среди отверженного населения «петербургских углов» — нищих, проституток, бродяг, мастеровых. Простые люди и их страдания — таково содержание рассказов и повестей Засодимского. Определяя свое отношение к действительности, он писал: «Все человечество разделилось для меня на две неравные группы: с одной стороны — мильоны голодных, оборванных, несчастных бедняков, с другой — незначительная, но блестящая кучка богатых, самодовольных, счастливых… Все мои симпатии я отдал первым, все враждебные чувства вторым». Этими гуманными принципами проникнуто все творчество писателя.

Елена Валентиновна Топильская , Михаил Николаевич Волконский , Павел Владимирович Засодимский , Хайдарали Мирзоевич Усманов

Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Попаданцы