Читаем ПСС. Том 55. Дневники и записные книжки, 1904-1906 гг. полностью

2) Луки XVII, 7—10. Удивительная притча. Я только на дняхъ понялъ все великое значеніе ея. — Мы все хотимъ совершать подвиги, чтобы люди хвалили насъ; если и не похвалы, то хотимъ награды,607 цѣнимъ свою заслугу. Это все — ужасное, зловреднѣйшее заблужденіе. Человѣкъ не можетъ ничего сдѣлать лучшаго, какъ только исполнить то, что долженъ. Исполнивъ же все, что долженъ, онъ только не сдѣлалъ дурнаго, только не виноватъ. Онъ можетъ быть не виноватъ, но заслуги никакой не можетъ быть.608 Заблужденіе о томъ, что въ дѣлахъ нашихъ есть заслуга, происходить отъ того же, что мы живемъ для славы людской, а не для Бога. Только живи для Бога — и609 поймешь, что не можетъ б[ыть] заслуги. Это только отъ злого сравненія себя съ другими. Помогай другимъ, если можешь, но не сравнивай себя съ ними. Сравнивай себя съ тѣмъ, что ты долженъ и могъ бы быть. Ты можешь пройти по мосту, можешь не свалиться съ него, но больше того, чтобы пройти по мосту (к[оторый] приготовленъ для тебя), ты ничего сдѣлать не можешь. Ты можешь не потонуть, но летѣть надъ водой не можешь. И если ты прошелъ и не свалился, то тебѣ нечѣмъ гордиться. Будь доволенъ, что есть мостъ, и ты идешь по немъ. Старайся итти получше. Вотъ и все. Какъ важно понять это! Все нравственное ученіе въ этомъ.

3) Еще ясно мнѣ стало то, что для Бога, для той истинной жизни, начало к[оторой] я сознаю въ себѣ, не можетъ быть движенія и потому не можетъ быть цѣли, не можетъ быть близкаго и далекаго, большаго и малаго; не можетъ быть хорошего и дурнаго; но для жизни нашей, для отдѣленнаго существа неизбѣжно существуетъ движеніе и цѣль, и близкое и далекое, и худое и доброе, и человѣкъ долженъ жить въ этой иллюзіи, какъ въ иллюзіи движенія солнца; но знать онъ долженъ, что жизнь его не движется, и вся иллюзія движенія — только для его блага.

(Совсѣмъ скверно — не то.)610

4) Чѣмъ больше живу, тѣмъ мнѣ яснѣе становится, что то, что я называю міромъ и собою (матерьяльнымъ міромъ и матерьяльнымъ собою), есть только одна изъ безконечно огромнаго числа возможностей міровъ и существъ. Для каждаго отдѣльнаго существа есть cвой, совсѣмъ особенный отъ моего міръ. Не міръ матерьяльный, объективный, a условія жизни.

5) Назначеніе человѣка — благо. И611 благо, хотя и различное, свойственно612 ребенку, юношѣ, мужу, старцу.

6) Благо всегда присуще человѣку. Какъ только и насколько нарушается матерьяльн[ое], настолько увеличивается духовн[ое]. (Совсѣмъ сплю и пишу неладно.)

7) Умственная мужская дѣятельность за деньги, въ особенности газетная, есть совершенная проституція. И не сравне[нie], а тождество.

6 Апрѣля 1906. Я. П.

Два дня (считая и нынѣшній) ничего не пишу. Вчера попробовалъ Зел[еную] Пал[очку]. Не пошло. Все не то. Не могу соединить: всю истину, какъ я ее понимаю, съ простотой изложения. Были Фельтенъ и Сергѣенко сынъ. Кажется, я велъ себя хорошо. Записать надо:

613 1) Признавать Бога, вѣрить въ Него значитъ признавать нѣчто не познаваемое чувствами (но самое реальное). И, удивительное дѣло, тѣ, кто не хочетъ признавать Его, Его духовную реальность, необходимо должны признать неподлежащую чувствамъ (которой они приписываютъ матерьяльность) реальность безсмысленной безконечности матеріи во времени и пространствѣ.

2) Мы смѣло отдаемся въ руки врачей, хлороформирующихъ насъ для совершенія операціи. Какже робѣть, когда при смерти совершаетъ надъ нами эту операцію подъ хлороформомъ совершаетъ Богъ, или природа?

3) Какъ нужно, нужно отвыкнуть отъ мысли о наградѣ; похвалѣ, одобреніи. За все хорошее, что мы можемъ сдѣлать, намъ не можетъ быть никакой отплаты. Плата впередъ получена нами такая, что съ самымъ большимъ усердіемъ не отработаешь ея.

4) У человѣка два сознанія: своего ограниченнаго, заключеннаго въ предѣлы «я» и своего614 неограниченнаго «я». — Для неогранич[еннаго] «я» не можетъ быть страданій (стѣсненій), не можетъ не быть постоянное благо (не то страстное благо, к[оторое] даетъ временное удовлетвореніе желані[я], а благо ровное, спокойное, благо сознанія себя, сознанія блага). И человѣкъ можетъ переносить и переноситъ болѣе или менѣе, чаще или рѣже свое сознаніе изъ однаго «я» въ другое. Человѣкъ, живущій однимъ духовнымъ «я» (святой), не знаетъ несчастій; человѣкъ, живущій однимъ огранич[еннымъ] «я», не можетъ не страдать. Всѣ мы живемъ въ серединѣ между двумя, все болѣе и болѣе освобождаясь отъ ограниченнаго и приближаясь къ неограннч[енному], духовному.

16 Апрѣля 1905. Я. П.

Все это время болѣ[ю] сердцемъ. Прежде не замѣчалъ, а теперь чувствую: стѣснені[е], перебои. И хорошо, серьезно. Отъ этого и не могъ работать. А очень хочется и изложеніе вѣры и о Генр[и] Джоржѣ, к[отораго] прочелъ по Николаеву и вновь восхищенъ.

Бываетъ это послѣднее время такое — минутами — ясное пониманіе жизни, какого никогда прежде не было. Точно сложное уравненіе приведено къ самому простому выраженію и рѣшенію.

Записать надо многое.

Перейти на страницу:

Все книги серии Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений в 90 томах

Похожие книги

Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное
Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза
Темные силы
Темные силы

Писатель-народник Павел Владимирович Засодимский родился в небогатой дворянской семье. Поставленный обстоятельствами лицом к лицу с жизнью деревенской и городской бедноты, Засодимский проникся горячей любовью к тем — по его выражению — «угрюмым людям, живущим впрохолодь и впроголодь, для которых жизнь на белом свете представляется не веселее вечной каторги». В повести «Темные силы» Засодимский изображает серые будни провинциального мастерового люда, задавленного жестокой эксплуатацией и повседневной нуждой. В другой повести — «Грешница» — нарисован образ крестьянской девушки, трагически погибающей в столице среди отверженного населения «петербургских углов» — нищих, проституток, бродяг, мастеровых. Простые люди и их страдания — таково содержание рассказов и повестей Засодимского. Определяя свое отношение к действительности, он писал: «Все человечество разделилось для меня на две неравные группы: с одной стороны — мильоны голодных, оборванных, несчастных бедняков, с другой — незначительная, но блестящая кучка богатых, самодовольных, счастливых… Все мои симпатии я отдал первым, все враждебные чувства вторым». Этими гуманными принципами проникнуто все творчество писателя.

Елена Валентиновна Топильская , Михаил Николаевич Волконский , Павел Владимирович Засодимский , Хайдарали Мирзоевич Усманов

Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Попаданцы