Читаем ПСС. Том 55. Дневники и записные книжки, 1904-1906 гг. полностью

6 дней не писалъ. Дня 4 нездоровится — печень. Ничего не писалъ. Ѳедоръ Кузмичъ все больше и больше захватываетъ. Читалъ Павла. Какой предметъ! Удивительный!!! Читалъ и Герцена «Съ Того Берега» и тоже восхищался. Слѣдовало бы написать о немъ — чтобы люди нашего времени понимали его. Наша интелигенція такъ опустилась, что уже не въ силахъ понять его. Онъ уже ожидаетъ своихъ читателей впереди. И далеко надъ головами теперешней толпы передаетъ свои мысли тѣмъ, к[оторые] будутъ въ состояніи понять ихъ. Записать:

717 1) Записано такъ:

И какая кому польза духовная или тѣлесная отъ того, что есть Россія, Британія, Франція?... Матерьяльныя величайшія бѣдствія: подати, войны, рабство, — и въ духовномъ отношеніи: гордость, тщеславіе, жестокость, разъединеніе и солидарность съ насиліемъ.

Много б[ыло] жестокихъ и губительныхъ суевѣрій: и человѣч[ескія] жертвы, и инквизиція, и костры, но не было болѣе жестокаго и губительнаго, какъ суевѣріе отечества, — государства. Есть связь однаго языка, однихъ обычаевъ, какъ, н[а]п[римѣръ], связь русск[ихъ] съ русск[ими], гдѣ бы они ни были: въ Америкѣ, Турціи, Галиціи, — и Англосаксонцевъ съ Англосаксонцами въ Америкѣ, Англии, Австраліи; и есть связь, соединяющая людей, живущихъ на общей землѣ: сельская община или даже собраніе общинъ, управляемыхъ свободно установляемыми правилами жителей; но ни та ни другая связь не имѣетъ ничего общаго съ насильственной связью государства, требующаго при рожденіи человѣка его повиновенія законамъ государства. Въ этомъ ужасное суевѣріе. Суевѣріе въ томъ, что людей увѣряютъ и люди сами увѣряются, что искусственное, составленное и удерживаемое насиліемъ соединеніе есть необходимое условіе существованія людей, тогда какъ это соединеніе есть только насиліе, выгодное тѣмъ, кто совершаетъ его.

2) Постоянное стремленіе въ будущее, желаніе поскорѣе жить есть указаніе того, что жизнь718 постоянно открывается, что въ этомъ открытіи — жизнь, что въ немъ и благо. (Неясно.)

3) Совершенно ясно понялъ и почувствовалъ все безуміе нашей, богатыхъ, освобожденныхъ отъ труда сословій, жизни и то, что оно не можетъ быть иначе. Люди, не работая, т. е. не исполняя одинъ изъ законовъ своей жизни, не могутъ не ошалѣть. Такъ шалѣютъ перекормленныя домашнія животныя: лошади, собаки, свиньи.

4) Увидалъ на полу яблочное зернушко. «Отчего другія яблочныя зерна прорастутъ въ землѣ, будутъ продолжать жить, а это погибнетъ?» Случайность. Но что такое случайность? Если въ этомъ важнѣйшемъ въ мірѣ дѣлѣ — случайность, то во всемъ случайность. Такъ и говоритъ глупая теорія Дарвина. Умный отвѣтъ: не знаю. Не знаю и про сѣмена719 растеній, не знаю и про животныхъ, но про себя знаю, не могу не знать. Вся моя жизнь прошедшая, все мое сознаніе или воспоминаніе прошедшей жизни говоритъ мнѣ, отчего не проросло во мнѣ зерно добра720 и блага (добро — объект[ивно], благо — субъективн[о]). Я сдѣлалъ то, что не должно и что лишило меня блага, или не сдѣлалъ то, что должно и что было бы благо. Я могъ и сейчасъ могу сдѣлать то, а не это и потому полагаю, что и для сѣмянъ есть нѣчто, кромѣ случайности.

Знаю я, что для прорастанія яблочныхъ721 сѣмянъ или березовыхъ есть предѣлъ, что не можетъ ихъ [быть] больше извѣстнаго722 количества, знаю также, что и жизнь человѣческая, несмотря на то, что поступлю я такъ или этакъ, будетъ происходить въ извѣстныхъ предѣлахъ по извѣстн[ымъ] законамъ. Но знаю, что я-то могу поступать въ этой жизни такъ или иначе, и что въ этомъ поступаніи такъ или иначе, въ этомъ жизнь.

5) Поступаніе же такъ или иначе есть вотъ что: Жизнь міра постоянно открывается моему взгляду, не могущему видѣть всего, открывается во времени. Въ этомъ процессѣ открыванія я могу сознавать себя преходящимъ животнымъ или неизмѣннымъ духовнымъ существомъ. Въ этомъ — томъ или другомъ — сознаніи при процессѣ открыванія и есть то, что мы называемъ свободой воли.

6) Записано такъ:

Жизнь — въ стремленіи къ осуществлению блага, и это дано намъ въ сознаніи духовнаго существа — свободы. Жизнь міра, какъ цѣлое, опредѣлена, неизмѣнна — она есть, для нея нѣтъ времени прошедшаго и будущаго. Но въ этой жизни мы, духовныя существа, сознаемъ себя во времени и потому свободны и можемъ быть блаженны.

Мы трепещемъ въ мірѣ, и это трепетаніе есть жизнь и благо. Всѣ измѣненія, которыя можетъ сдѣлать человѣкъ въ общей жизни, только кажутся ему, только измѣненія для него: для всей жизни они ничто; предѣлы этихъ измѣненій очень узки.

Цѣль возможныхъ измѣненій есть благо.

Въ каждый моментъ жизни человѣка и людей одно и тоже положеніе относительно прошедшаго и будущаго, и всегда человѣкъ можетъ свободно достигать блага.723

23 Окт. 1905. Я. П.

Перейти на страницу:

Все книги серии Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений в 90 томах

Похожие книги

Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное
Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза
Темные силы
Темные силы

Писатель-народник Павел Владимирович Засодимский родился в небогатой дворянской семье. Поставленный обстоятельствами лицом к лицу с жизнью деревенской и городской бедноты, Засодимский проникся горячей любовью к тем — по его выражению — «угрюмым людям, живущим впрохолодь и впроголодь, для которых жизнь на белом свете представляется не веселее вечной каторги». В повести «Темные силы» Засодимский изображает серые будни провинциального мастерового люда, задавленного жестокой эксплуатацией и повседневной нуждой. В другой повести — «Грешница» — нарисован образ крестьянской девушки, трагически погибающей в столице среди отверженного населения «петербургских углов» — нищих, проституток, бродяг, мастеровых. Простые люди и их страдания — таково содержание рассказов и повестей Засодимского. Определяя свое отношение к действительности, он писал: «Все человечество разделилось для меня на две неравные группы: с одной стороны — мильоны голодных, оборванных, несчастных бедняков, с другой — незначительная, но блестящая кучка богатых, самодовольных, счастливых… Все мои симпатии я отдал первым, все враждебные чувства вторым». Этими гуманными принципами проникнуто все творчество писателя.

Елена Валентиновна Топильская , Михаил Николаевич Волконский , Павел Владимирович Засодимский , Хайдарали Мирзоевич Усманов

Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Попаданцы