Читаем ПСС. Том 55. Дневники и записные книжки, 1904-1906 гг. полностью

22) Думаю, что въ духовномъ совершенствованіи всегда происходятъ неперестающіе временные упадки и подъемы, но подъемы все большіе и большіе. Трудно представить себѣ духовное просвѣтленіе безъ затемненія страстей. (Забылъ. Неясно — не то.)

23) Я вижу желудь. Желудь976 есть дубокъ, дуб; дубъ есть часть лѣса. Лѣсъ есть часть растеній, растенія — часть земной поверхности. Земная поверхность — часть земли, земля — часть планетъ, планеты — спутники одного солнца, и т. д. И тоже назадъ: желудь изъ клѣтокъ, клѣтки изъ своихъ составныхъ физіологич[ескихъ], химическихъ частей, и тѣ изъ составляющихъ ихъ. Такъ что, собственно, ничего нѣтъ, а все идетъ, движется передъ моимъ977 сознаніемъ. Т. е. мое сознаніе раскрывается. (Записано не то, запутал[ся], усталъ.)

25 Авг. е[сли] б[уду] ж[ивъ]. Я. П.

1-е Сентября. Я. П. 1906.

Не писалъ 6 дней. Болѣзнь С[они] все хуже. Нынче почувствовалъ особенную жалость. Но она трогательно разумна, правдива и добра. Больше ни о чемъ не хочу писать. Три сына: С[ережа], А[ндрюша], М[иша] здѣсь и двѣ дочери: М[аша] и С[аша]. Полонъ домъ докторовъ. Это тяжело: вмѣсто преданности волѣ Б[ога] и настроенія религіозно торжественнаго — мелочное, непокорное, эгоистическое. Хорошо думалось и чувствовалось. Благодарю Бога. —

978 Я не живу, и не живетъ весь міръ во времени, а раскрывается неподвижный, но прежде недоступный мнѣ міръ во времени. Какъ легче и понятнѣе такъ! И какъ смерть979 при такомъ взглядѣ не прекращеніе чего-то, а полное раскрытіе....

2-е Сент. 1906. Я. П.

Нынче сдѣлали операцію. Говорятъ, что удачно. А очень тяжело. Утромъ она б[ыла] очень духовно хороша.980 Какъ умиротворяетъ смерть! Думалъ: Развѣ не очевидно, что она раскрывается981 и для меня и для себя, когда же умираетъ, то совершенно раскрывается для себя. — «Ахъ, такъ вотъ что!» — Мы же, остающіеся, не можемъ еще видѣть того, что раскрылось для умирающаго. Для насъ раскроется послѣ, въ свое время.

Во время операціи ходилъ въ елки. И усталъ нервами. Потомъ пописалъ о Г[енри] Дж[орджѣ] — нехорошо. Записать:

1) Самое большое нравственное усиліе и единственное, к[оторое] можетъ сдѣлать человѣкъ, это то, чтобы вспомнить, кто онъ. «Кто Я». Стоитъ мнѣ въ самыя дурныя минуты вспомнить это, и все уясняется, все тяжелое, непріятное, уничтожается. Кто я? Я — духовное существо, то, к[оторое] есть прежде, чѣмъ былъ Авраамъ. И для этого существа все равно, что о немъ думаютъ, все равно, теперь умереть или послѣ, должно бы быть все равно — страдать или не страдать, но не могу, хотя навѣрное страданія готовятъ уравновѣшивающую ихъ радость.

2) Жизнь есть только совершенствованіе или раскрытіе себя во всей силѣ. Вотъ это-то и есть сознаніе, вспоминаніе себя. Смерть есть конецъ совершенствованія въ одномъ направленіи, полное раскрытіе. Когда это раскрытіе, или совершенствованіе въ одномъ направленіи совершилось, не нужно ни памяти, ни тѣла. (Неясно; но je m’entends.)982

3) Совершенствованіе общества не можетъ совершаться черезъ революцію.983 Если зло и можетъ содействовать добру, не могу я желать дѣлать зло, если знаю, что зло — зло. (Не то.)

4) Какъ старость посредствомъ воспоминанія просѣваетъ впечатлѣнія. Какое сильное впечатлѣніе — похоть и всѣ чувственныя984 удовлетворенія, а теперь, въ старости, впечатлѣнія природы, отношен[iй] съ людьми, охоты, земледѣлія, веселья живы съ необыкновенной силой, впечатлѣнія чувственныя не вызываютъ ничего пріятнаго, скорѣе совѣстно.

5) Соня пожелала священника, и я нетолько согласился, но охотно содѣйствовалъ. Есть люди, к[оторымъ] недоступно отвлеченное, чисто духовное отношеніе къ Началу жизни. Имъ нужна форма грубая. Но за этой формой то же духовное. И хорошо, что оно есть, хотя и в грубой формѣ.

6) Снимаются покровы. Когда всѣ сняты, кончается жизнь.

7) Людямъ, не вѣрующимъ въ Бога, нельзя не бояться безвластія, анархіи. Они не вѣрятъ въ то, что міромъ управляетъ Богъ. Изъ за управленія людскаго не видятъ управленія божескаго.

8) Безъ подчиненія закону невозможна обществ[енная] жизнь. И потому анархисты только тогда могутъ быть правы, когда они вѣрятъ въ общій и доступный всѣмъ людямъ законъ Бога.

9) Западные народы далеко впереди насъ, но впереди насъ на ложномъ пути. Для того, чтобы имъ итти по настоящему пути, имъ надо пройти длинный путь назадъ. Намъ же нужно только немного свернуть съ того ложнаго пути, на к[оторый] мы только что вступили и по которому намъ навстрѣчу возвращаются зап[адные] народы.

10) Наши хулиганы это образчикъ того, къ чему мы идемъ.

11) Меня восхваляютъ, а я знаю, что я нетолько самый обыкновенный, но скорѣе плохой, чѣмъ хорошій человѣкъ. Какъ хорошо помнить это!

12) Какъ смерть умиротворяетъ. Надъ смертью такъ естественна любовь. А люди смертью возбуждаютъ къ злобѣ.

13) Соня открывается намъ, умирая, открывается до тѣхъ поръ, пока видна. Также открываюсь и я самъ себѣ, пока видѣнъ.

Перейти на страницу:

Все книги серии Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений в 90 томах

Похожие книги

Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное
Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза
Темные силы
Темные силы

Писатель-народник Павел Владимирович Засодимский родился в небогатой дворянской семье. Поставленный обстоятельствами лицом к лицу с жизнью деревенской и городской бедноты, Засодимский проникся горячей любовью к тем — по его выражению — «угрюмым людям, живущим впрохолодь и впроголодь, для которых жизнь на белом свете представляется не веселее вечной каторги». В повести «Темные силы» Засодимский изображает серые будни провинциального мастерового люда, задавленного жестокой эксплуатацией и повседневной нуждой. В другой повести — «Грешница» — нарисован образ крестьянской девушки, трагически погибающей в столице среди отверженного населения «петербургских углов» — нищих, проституток, бродяг, мастеровых. Простые люди и их страдания — таково содержание рассказов и повестей Засодимского. Определяя свое отношение к действительности, он писал: «Все человечество разделилось для меня на две неравные группы: с одной стороны — мильоны голодных, оборванных, несчастных бедняков, с другой — незначительная, но блестящая кучка богатых, самодовольных, счастливых… Все мои симпатии я отдал первым, все враждебные чувства вторым». Этими гуманными принципами проникнуто все творчество писателя.

Елена Валентиновна Топильская , Михаил Николаевич Волконский , Павел Владимирович Засодимский , Хайдарали Мирзоевич Усманов

Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Попаданцы