ПСС. Том 58. Дневники и записные книжки, 1910 г.

1631. 130^16—18. Оч[ень], очень понял свою ошибку Я написал это Ч[ерткову]. Он оч[ень] огорчился. — Запись эта сделана под впечатлением разговора с П. И. Бирюковым накануне вечером о том, что по мнению Бирюкова Толстой был неправ в деле своего Завещания. См. прим. 1134. Согласившись с доводами Бирюкова, Толстой занес свое согласие с ним в «Дневнике для одного себя» и сейчас же написал то же самое Черткову (см. письмо к В. Г. Черткову от 2 августа 1910 г., т. 89). В. Г. Чертков, в свою очередь, в письме от 3 августа напомнил Толстому о тех причинах, которые побудили Льва Николаевича держать в тайне Завещание, а именно: «что бы по возможности не вводить в лишний соблазн враждебных к вам членов вашей семьи, не подвергать лишним усложнениям и страданиям самых близких и преданных душе вашей друзей ваших, — чтобы по возможности предотвратить ненависть, раздор и борьбу, чтобы, наконец, исполнить сознаваемый вами долг ваш перед богом и людьми, не допуская обращения в личную собственность вашей семьи того, что должно принадлежать богу и человечеству...» Далее в письме к Толстому от 13 августа Чертков писал: «Заговорческий характер этого дела, разумеется, нам всем тягостен. Но это, по моему мнению, положительно необходимо, а больше всего необходимо в интересах самой Софьи Андреевны. Если бы она при вашей жизни определенно узнала о вашем распоряжении, то просто не выдержала бы этого, столько лет подряд она измышляла, лелеяла и применяла, с такой обдуманностью, предусмотрительностью и осторожностью, свой план захвата после вашей смерти всех ваших писаний, что разочарование в этом отношении при вашей жизни было бы для нее ударом слишком невыносимым, и она никого и ничего не пощадила бы, не пощадила бы не только вас, вашего здоровья и вашей жизни, но не пощадила бы себя, своей жизни и, ужаснее всего, своей души, — последних остатков совести, в отчаянной попытке отвоевать, добиться своего, пока вы еще живы...» Кроме этих двух писем, В. Г. Чертков написал в виде письма Толстому от 11 августа 1910 г. подробную историю написания Завещания (см. запись от 11 августа, прим. 1669). Получив это письмо, Толстой 12 августа ответил Черткову следующим письмом: «Пишу на листочках, потому что пишу в лесу, на прогулке. И с вчерашнего вечера и с нынешнего утра думаю о вашем вчерашнем письме. Два главные чувства вызвало во мне это ваше письмо: отвращение к тем проявлениям грубой корысти и бесчувственности, которые я или не видел, или видел и забыл; и огорчение и раскаяние в том, что я сделал вам больно своим письмом, в котором выражал сожаление о сделанном. Вывод же, какой я сделал из письма, тот, что Павел Иванович был неправ и так же был неправ и я, согласившись с ним, и что я вполне одобряю вашу деятельность, но своей деятельностью всё-таки недоволен: чувствую, что можно было бы поступить лучше, хотя и не знаю как. Теперь же не раскаиваюсь в том, что сделал, т. е. в том, что написал то завещание, которое написано, и могу быть только благодарен вам за то участие, которое вы приняли в этом деле.

Нынче скажу обо всем Тане и это будет мне очень приятно.

Лев Толстой».

1634. 130^19—20. Ездил в Колпну..... копается в моих бумагах. — О поездке в Колпну см. прим. 1131 и 1137. А. Б. Гольденвейзер, описывая свое посещение Ясной поляны 2 августа в записях на стр. 191—192, сообщает: „Лев Николаевич рассказал мне, что он поехал нынче верхом один в Колпну и сказал дома, куда едет. Софья Андреевна решила, что он поехал на свидание с Чертковым и поехала ему навстречу. — «Еду я назад, вижу — она. Говорит: я хотела проехаться. Сама вся красная, взволнованная. Потом дома уже, она стала говорить: — Я тебя избавила от преступления; я тебе объясню. — Я сказал ей, что пусть лучше не говорит ничего. Я теперь стал держаться того, чтобы молчать и не отвечать, что бы она ни говорила. И это лучше»“. Далее, продолжая свои записи, Гольденвейзер пишет (стр. 193), что Александра Львовна сообщила ему, что Екатерина Васильевна [Толстая см. прим. 153] рассказала ей и В. М. Феокритовой, «что Софья Андреевна сама призналась, что подобрала все ключи и достала из среднего ящика... стола Дневник и всё списала. Там много есть про борьбу Льва Николаевича с дурными чувствами к ней и к сыновьям, и Софья Андреевна очень взволновалась, прочтя это... [Александра Львовна] пошла [к отцу] и всё рассказала. Я вошел ко Льву Николаевичу, они решили класть Дневник на старое место (кажется, где то на полке между книг)». Об этом же записали в своих Дневниках В. М. Феокритова и Д. П. Маковицкий.

1633. 130^23—24. Несчастная, как мне не жалеть ее. — См. прим. 1133.