ПСС

— Я вообще не понимаю, что происходит. Почему так быстро всё меняется?

— В ПСС собрана романтика всех советских эпох. Мне нравится период ВОВ, и вот я здесь.

По ту сторону Советского Стикса — «Дворянское гнездо». Там одна контра недобитая живёт, — объяснил Добронравову старожил. — Выбери себе усадьбу с мезонином, сиди и ностальгируй, как хорошо было при царе. На Гражданской войне живут те, кто любит сражаться, но танкам предпочитает конницу. Надоело в эпохе Гражданской войны? Слушай звуки. Услышишь заводской гудок, просто иди. И мир перед тобой поменяется. Будут заводы, фабрики, стройки. Надоело? Слушай звуки. Услышишь отдалённый рёв сирены — иди на звук, мир опять поменяется, и будут тебе танковые сражения и партизанские землянки. Здесь каждая эпоха простирается в бесконечность, и только твоё желание всё меняет. Или нежелание — ПСС чувствует, что ты не в своей тарелке, и делает выбор за тебя.

— Хочешь на Марсе яблони сажать? Иди на рокот космодрома, — задумчиво проговорил Дмитрий Михайлович.

— Ну вот ты всё и понял! — обрадовался партизан. — Хотя за такие места, как Луна или Марс, нужно побороться с соседними потусторонними мирами. Так веселей! Ну что? Не передумал уходить?

— Нет.

— Давай хоть поезд пустим под откос! На посошок!

Дмитрий Михайлович покачал головой.

— Я человек мирный, нет для меня в войне никакой романтики.

— Что ж, каждому своё, — опечалился партизан. — Давай спать, Михалыч, утро вечера мудренее.

Спал Добронравов без сновидений, а проснулся посреди кукурузного поля.

Солнце слепило глаза сквозь изумрудную зелень листвы, а капли росы на кукурузных метёлках блестели, как алмазы. Запах травы, молочной спелости початков, одухотворённой свежести стоял над бескрайними рядами царицы полей. Стрекотали кузнечики — маленькие зелёные хозяева лугов и холмов, жужжали пчелы. Ветер колыхал мощные упругие стволы, рождая шелестящий звук.

Заметив посреди поля хату-мазанку, наш герой пошёл в том направлении. Преодолев клумбы с декоративными подсолнухами и роскошные грядки с томатами, картошкой и перцем, Дмитрий Михайлович подошёл к крыльцу и позвал:

— Эй, хозяева!

Дверь распахнулась, на порог выскочил мужчина в синих джинсах, чёрных очках и вышиванке.

— Здравствуйте, гости дорогие. Здоровеньки булы! Я Никита Сергеевич Хрущёв, — представился он.

И, не давая нашему герою опомниться и рта раскрыть, принялся рассказывать о кукурузе. Дескать, единственное в мире высококультурное растение — и еда для человека, и корм для скота, и сырьё для алкоголя, и биотопливо.

«Пойдёмте, комбайны покажу! И новейшую систему полива! И теплицу арктическую, где выводится сорт кукурузы, способной расти за полярным кругом, и…»

— И никакой вы не Хрущёв, — спокойно заметил Дмитрий Михайлович.

— С чего вы взяли? — возмутился мужчина.

— Да хоть бы с того, что вы… индеец.

Мужчине явно не понравились слова Добронравова — земля вокруг его ног начала дымиться. Но Дмитрия Михайловича этим было не напугать: как-никак, он уже на двух войнах побывал.

— Индеец в джинсах! — решил он добить оппонента.

Лже-Хрущёв откинул длинные иссиня-чёрные волосы со смугло-красного лица, почесал горбинку орлиного носа. Снял очки. Глаза у него оказались необыкновенные: большие, миндалевидные, сильно косящие к переносице, а главное — зелёные, со зрачками цвета перламутровых кукурузных зёрен.

— И снова здравствуйте! — намного подумав, произнес индеец. — Разрешите представиться — майянский бог кукурузы Кукуцаполь.

— И снова ложь, — не поверил ни единому слову Добронравов. — Кукуцаполь — советское имя, означающее «Кукуруза — царица полей».

— Ессно, советское, — охотно согласился с ним странный тип. — Мое настоящее имя вам ничего не скажет, да вы его и не выговорите. Я действительно майянский бог, но… в Риме будь как римляне, а в ПСС… Ну, вы меня понимаете.

— Как вы попали сюда, не будучи советским человеком?! — возмутился Дмитрий Михайлович. — Вообще не будучи человеком?

— Мне помог наш общий знакомый с речки.

— А! Харон-Харитон?

— Да, как-то раз угостил его попкорном. Мой потусторонний мир давно закрылся в связи с отсутствием верующих и желающих, — вздохнул майянский бог. — Народ разбежался кто куда. Думал, совсем пропаду, но была в истории вашей страны замечательная эпоха, куда я отлично вписался.

— А где тогда настоящий Хрущёв?

— В доме. Пойдёмте, покажу.

Кукуцаполь повёл Дмитрия Михайловича по запутанному лабиринту комнат, коридоров, залов и внутренних двориков и наконец привёл в каморку, где по стенам были развешены репродукции картин Айвазовского, надерганные из журнала «Огонёк», и стояла старинная железная кровать с шишечками в виде кукурузных початков. Над кроватью висела грифельная доска. На ней было написано семи- или восьмизначное число — начиналось, кажется, с девятки, заканчивалось на тройку. А на кровати лежал связанный человек в семейных трусах и с кляпом во рту.

— Вы что делаете? — возмутился Добронравов. — Освободите его немедленно!