Пташка

Она вскинула на него очи. Юноша смотрел пристально, и Гнеда осознала, насколько подурнела. Девушка никогда не считала, что красива, но теперь казалась себе и вовсе уродливой, и подтверждение тому было написано на лице Бьярки. Он даже не сделал попытки скрыть свое отвращение, и Гнеде стало стыдно за то, что юноша видит ее такой и, конечно, радуется, что избежал позорной женитьбы. Наверняка по прошествии времени он понял, как заблуждался, и уже испытывал облегчение от ее глупого бегства.

Но ведь она не искала его расположения! Почему же сейчас под прямым взглядом Бьярки Гнеда ощущала себя голой и беззащитной? Почему ей было жаль его потерянной любви?

Неожиданно Бьярки сделал два резких шага вперед. Гнеда в изумлении воззрилась на него, но взгляд юноши был прикован к рубашке, лежавшей у девушки на коленях.

– Это мое. Кто позволил тебе касаться моей вещи? – Его голос был сухим, и девушка почувствовала, как по спине расползается холод.

Гнеда открыла рот, но сказать в свое оправдание ей было нечего. В тот же миг Бьярки потянулся и резко выхватил ткань из ее рук. Игла воткнулась ему в ладонь, но он даже не заметил этого.

– Кто ты такая, чтобы зашивать мою рубашку? Мать? Сестра? Может быть, невеста или жена?

Каждое его слово вылетало резко и страшно, словно удар хлыста.

– Я… я хотела бы иметь такого брата, – дрожащими губами произнесла Гнеда.

Лицо Бьярки пошло розовыми пятнами.

– Брата? – переспросил он ломким шепотом. – К лешему брата! – вдруг выкрикнул юноша и одним движением разорвал сорочку. – К лешему!

Он изодрал оставшиеся полотнища и швырнул их к ногам Гнеды, которая была едва жива от испуга и неожиданности, и вылетел из горницы.

Трясущимися руками девушка подняла лоскуты. Больше не имея нужды крепиться, она заплакала, и ее слезы падали на растерзанное сукно, туда, где багровели три крошечных пятна крови Бьярки.

Закончив чистить Пламеня, Гнеда достала из-за пазухи душистое яблоко, которое хитрец уже давно почувствовал и бессовестно выпрашивал всю прогулку. Это был новый урожай, и девушка поймала себя на мысли, что снова задерживается. Твердо решив уехать в конце лета, она дала Славуте уговорить себя дождаться подругу от родителей, где боярыня с мужем и детьми гостила с начала осени. Их возвращения ждали со дня на день, и у Гнеды все было готово к отъезду. Тем более что Судимир отбыл на Север по торговым делам, и можно было не бояться его недовольства или новых проволочек.

Гнеда только недавно почувствовала себя достаточно окрепшей, чтобы возобновить прогулки верхом, и очень уставала после них, но тело постепенно возвращало силу, чему девушка была несказанно рада.

Она уже собиралась закрывать денник, как заслышала голос ключника.

– Да вон она, вон! – приговаривал Жук, и Гнеда насторожилась, узнавая угодливость в его речах. Заперев засов, девушка развернулась, чтобы направиться к двери, но путь ей преградили.

Жук тыкал в Гнеду грязным пальцем, а за ним высились два рослых молодца в подбитых мехом шапках и с вышитым вепрем на свитах. У каждого на поясе висело по короткому мечу и топору. Княжеские слуги.

– Вот она, – снова залебезил ключник, хватая Гнеду за руку, словно предотвращая ее бегство, хотя девушка и без того стояла не шелохнувшись.

– Нам велено доставить тебя в княжеский терем, госпожа, – густым голосом проговорил один из мужей, – добром или силой.

Гнеда смотрела в его ясные голубовато-серые глаза и недоумевала собственному спокойствию.

– Я пойду добром, – ответила девушка и не глядя сбросила с себя пятерню Жука. – Прощай, Пламень, – прошептала она и двинулась к выходу.

Гнеду ввели в темный чертог, освещенный лишь огнем очага, и она не сразу увидела Стойгнева, сидевшего в глубоком кресле.

– Оставьте нас, – коротко приказал он слугам, и дверь бесшумно затворилась.

Поленья уютно потрескивали, обманчиво настраивая на мирный лад. Девушка медленно обвела взглядом покои. Стены и пол устилали узорчатые ковры, на столе лежали свитки, тут же стоял золоченый кувшин и кубки. Было жарко, тяжело пахло медом и вином.

Князь, облаченный в золотисто-черные одежды, молча смотрел на девушку, держа в одной руке чашу, и глаза его поблескивали в полумраке.

Если у Гнеды и оставались какие-то сомнения, то нынче стало ясно. Он знал.

– Бьярки видел тебя насквозь, – наконец произнес Стойгнев, словно продолжая начатый ранее разговор. – Он всегда чувствовал, что с тобой дело нечисто, а теперь я уверился в том, что ты не та, за кого себя выдаешь.

Девушка хотела сглотнуть, но во рту пересохло.

– Каково твое настоящее имя?

– Я Гнеда, сирота из Перебродов, – выговорила она.

– Сирота, – согласился Стойгнев, – но кем были твои родители?

– Я росла, ничего о них не зная, – начала было девушка, но князь перебил ее:

– Хватит изворачиваться! Я был ребенком, но хорошо запомнил твоего отца. И мать, – добавил он с отвращением. – Говори!

Отрицать было бессмысленно, да Гнеда никогда и не собиралась врать ему.