Птенцы Виндерхейма

— Вот спасибо, милая. Никак нет… э-э-э… времени по… э-э-э… острову бегать, искать. Только, — он перешел на доверительный шепот, — передай лично в руки… э-э-э… чтоб быстрее.

В его речи звучали забавные паузы, точно он сдерживался, чтобы не приправить свои слова обильной нецензурщиной, подобно рыбакам Акульей бухты.

— Я передам, — пообещала Альдис. — Сигрид — мой ротный командир.

Матрос сунул ей в руки конверт и, прихрамывая, побежал догонять товарищей.

Стоило ему удалиться на достаточное расстояние, как молчавший на протяжении всего разговора Фридмунд снова напомнил о своем существовании.

— Сейчас вскроем или сначала спрячемся? — небрежно поинтересовался мальчишка.

— Ты что? Совсем с ума сошел? — Альдис, как могла, разгладила конверт и спрятала его во внутренний карман форменной куртки. — Я доставлю его после того, как мы закончим с мешками.

— А тебе это не кажется подозрительным?

— Нет, — отрезала девушка. — Сигрид имеет право получать письма.

— Ага. Через матросов, — сплюнул юноша. — Не через официальную почту.

— А тебе не кажется, что это не наше дело, — в тон ему ответила Альдис. — Наше дело сейчас мешки таскать, ага.

В доказательство своих слов, она закинула свой тюк и тюк сокурсника на площадку перед канаткой и пошла за следующей партией.

Но Фридмунд не привык так просто отступать.

— А вдруг она врагам чертежи турсов толкает? Или черным колдунам волосы поставляет?

— Это Сигрид-то? Ха!

— Ты просто не понимаешь! Послушай… — Фонтан Фридмунда заработал в полную силу. Сокурсник разливался соловьем, в красках живописуя историю черных колдунов, которые пересидели Катаклизм и теперь собираются тайно править миром. Для этого им нужны волосы молодых и симпатичных юношей (на этих словах он приосанился) и девушек — тут парень выразительно покосился на стрижку Альдис. — Но если волосы в один прекрасный день не будут получены, то власть черных колдунов падет и тогда…

— И что тогда? — поинтересовалась курсантка, невольно увлеченная полетом его фантазии.

— Тогда власть захватят белые колдуны, — уверенно ляпнул Фридмунд. — Только им будут нужны ногти, а не волосы.

— Похоже, что моя… одна моя родственница — агент белых колдунов. У нее был просто бзик на этой почве, честное слово! Вечно: «Дитя, посмотри на свои ногти!» — Девушка скорчила чопорную рожу и постаралась вложить в свой голос побольше праведного негодования.

Получилось очень похоже. Даже жаль, что никто здесь не в состоянии был оценить ее актерских способностей.

У Фридмунда загорелись глаза. Парень с ходу перестроил концепцию. Теперь, по его словам, во всем мире с изначальных веков длится борьба черных и белых колдунов. Первые пытаются связать из волос ужасного волосяного монстра, а вторые — вырастить ногтевого рыцаря. Прошлая битва монстра и рыцаря привела к Катаклизму. И теперь грядет новая битва волос и ногтей.

— И, — закончил Фридмунд, — теперь только от нас с тобой зависит, будет новый Катаклизм или нет. Давай прочтем!

— Тебе книжки писать надо. — Альдис схватила очередной мешок и вдруг поняла, что этот тюк — последний. За разговором они незаметно покончили с работой.

— Давай прочтем! — не отставал сокурсник.

— Я никогда этого не сделаю. — Девушка машинально прижала руку к груди. Конверт из плотной бумаги прощупывался даже через слой ткани. — Это будет некрасиво, непорядочно и просто подло. Сигрид не заслуживает подобного.

Дурашливая улыбка сползла с лица юноши. Сейчас он был серьезным и даже взволнованным, только в глазах по-прежнему горел огонек жадного любопытства.

— Слушай, разве тебе не интересно? Там ведь может быть написано о нас с тобой. Или о преподавателях. Или… о Хельге. — Он испытующе всмотрелся в ее лицо. — Тебе ведь интересен Хельг, да?

Альдис очень старалась, но при упоминании сванда ее все равно передернуло.

— От нас не убудет, а если не сможем восстановить первозданный вид конверта, то я возьму вину на себя и скажу, что письмо унесло ветром в море. — Фридмунд погладил свой бритый череп. — Постричь меня она вряд ли сможет.

— Разумеется, мне интересно, но…

— Что «но»?

— Дело не в наказании. Подумай, каково было бы тебе, если бы твою переписку вскрыли и прочитали просто так, от нечего делать? И я не думаю, что Хельг такая уж большая величина, чтобы о нем писали тайные письма.

— У меня нет секретов от людей и богов. Поэтому мне все равно. — Парень душераздирающе вдохнул. — Ну и ладно! Йотун с ней, с вашей ротной, если ты такая правильная. Ты вот лучше скажи…

— Что сказать?

Сокурсник подмигнул:

— Хельг тебе нравится, да?

От такого предположения она оторопела:

— Нет! Разумеется, нет!!!

Ох, как эмоционально это получилось! Проклятье, не лучше ли было сразу сказать что-нибудь вроде: «Я его ненавижу. Я думала, что не умею ненавидеть, что ненависть — удел слабых, но он заставил меня ненавидеть, и поэтому я ненавижу его еще сильнее».

Ей восемь лет. Она стоит, еле сдерживая слезы обиды и ярости, а соседский мальчишка — пухленький, чернявый и горбоносый с наслаждением снова цедит:

— Полукро-о-овка! Немочь бледная!