Птенцы

Низами, как и положено поэту, не врёт в своих сочинениях, а несколько... приукрашивает. Будучи вдруг удивительно точен в деталях.

Я уже писал о вытершихся беличьих шкурках, используемых в Курске в качестве денег. Похоже, что Низами читал ал-Гарнати. Удивление путешественника звучит и стихах поэта.

После победы Искандера его противник Рус приводит в свою сокровищницу. И удивляет деньгами-мехами:

"Цену меха узнав, царь промолвил: "На что же

Служат шкуры вон те, знать хотел бы я тоже?"

Все облезли они, лет казалось им двести,

Но на лучшем они были сложены месте.

Шах взирал в удивленье: на что же, на что ж

Столько вытертых шкур и морщинистых кож?

Молвил рус: "Из потрепанных кож, государь,

Все рождается здесь, как рождалось и встарь:

Не смотри с удивленьем на шкуры сухие.

Это - деньги, и деньги, о царь, неплохие.

Эта жалкая ветошь в ходу и ценна.

Самых мягких мехов драгоценней она.

Что ж, дивясь, обратился ко мне ты с вопросом,

Купишь все малой шкурки куском безволосым".

Государь поразился: какая видна

Здесь покорность веленьям! Безмерна она".

Искандер Двурогий, судя по стихам Низами, относился к криптовалютам, ассигнациям и прочим неметаллическим деньгам, как к показателю "покорности велений". Забавно наблюдать подобный экономизм и в 21 в.

Поприкаловавшись над русами с их деньгами из облезлых шкурок - "ну тупые", Низами не оставляет "не обогретыми" и румийцев с Искандером - "тупые-тупые". Часть мифов о русах - в описании хорошо известного на Руси существа.

"И над сонмищем русов с обоих концов

Подымался неистовый звон бубенцов.

И меж русов, где каждый был блещущий витязь,

Из их ярких рядов вышел к бою - дивитесь! -

Некто в шубе потрепанной. Он выходил

Из их моря, как страшный, большой крокодил.

Был он пешим, но враг его каждый охотней

Повстречался бы в схватке со всадников сотней.

В нем пылала душа, крови вражеской рада.

Он пришел, как ифрит, из преддверия ада.

Он был за ногу цепью привязан; она

Многовесна была, и крепка, и длинна.

И на этой цепи, ее преданный звеньям,

Он все поле мгновенно наполнил смятеньем.

Вот кто вышел на бой! Мест неведомых житель!

Серафимов беда! Всех людей истребитель!

Загребал он воителей, что мурашей,

И немало свернул подвернувшихся шей.

И цепного вояки крутая рука

Многим воинам шаха сломала бока.

Так вельмож пятьдесят, мчась равниною ратной,

Полегли, не помчались дорогой обратной.

Столько храбрых румийцев нашло свой конец,

Что не стало в их стане отважных сердец.

"Это злое исчадье, откуда оно?

Человеку прикончить его не дано.

Он идет без меча; он прикрылся лишь мехом,

Но разит всех мужей, что укрыты доспехом.

Это дикий, из мест, чья безвестна природа.

Хоть с людьми он и схож, не людского он рода".

Так умеют они своей мощью играть,

Что одно существо - словно целая рать.

И самец или самка, коль тронутся к бою, -

Судный день протрубит громогласной трубою.

Соболей, чья окраска, как сумрак, черна,

Порождает одна только их сторона.

Будет он доведен, и, окованный, там

Станет хлеб добывать он своим вожакам.

Водят узника всюду; из окон жилища

Подаются вожатым и деньги и пища,

А когда мощным русам желанна война,

В бой ведут они этого злого слона".

Ну и кто же "Судный день протрубит громогласной трубою" всему "прогрессивному", по Низами, человечеству? Не узнали? Этого невиданного "злого слона"?

Это же медведь скоморохов! "...из окон жилища/ Подаются вожатым и деньги и пища".

В 17 в. на Руси говаривали: русский царь может из одних ярмарочных медведей войско выставить. Похоже, предки-русы выставили одного. Но многим румийцам хватило. А персов (Низами писал на фарси и жил в персидско-курдском городе) - потрясло на века.

При том, что ареал кавказского бурого медведя охватывает Большой Кавказ и Закавказье, кроме южного, юго-западного и Талыша, где смыкается с ареалом ещё одного подвида - сирийского.

Низами не был придворным поэтом - опасался, что "утратит честность". Свои поэмы он "дарил" владетелям. "Лейли и Меджнун" (1188 г.), посвящена Ахситану I. Судя по печали, которая звучит при упоминании ширваншаха в последующих поэмах, два этих человека были дружественны друг другу.

Увы, в эпоху впёрлось попандопуло.

Эпоха, прямо говоря, и так-то не стабильна. Но в РИ Низами и Ахситан политические и военные катаклизмы пережили. Даже катастрофическое землетрясение 1192 г. Успели написать, построить, сделать кое-что, что можно увидеть и в 21 в. Перестроенная "Девичья башня" (Гыз галасы) и замок Мардакян, "Пандж Гандж" - "Пять драгоценностей".

В АИ... ещё один поэтический гений, уничтоженный просто появлением попаданца. Явившегося где-то далеко, за тысячи вёрст, чего-то там прогрессирующего. Не имеющего вражды, даже не думающего о Низами, о Гянджи, о множестве живущих в тех краях. Но волна событий, расходящаяся от дел такой "нелюди", нечеловеческой сущности, "хоть с людьми он и схож, не людского он рода", накрывает людей. Хороших и плохих, гениальных и дебильных. Разных.

"Пять драгоценностей"... останутся в этом мире. В русском переводе, кусками, которые я смогу вспомнить, если будет время...

***