Птичьи права

«Свободно и убого…»

Свободно и убого
Под плинтусом у Бога
Старушки разноцветные живут.

Затеплятся рассветы —
Они уже одеты,
И пряники моченые жуют.

По переулкам — «Здрасьте,»
По закоулкам — «Здрасьте,»
Их туфли мальчиковые снуют,

И овощные лавки
Дают им всякой травки,
А управдомы справки им дают.

И мне все интересней
Их старенькие песни,
И суета сегодняшнего дня.

Косичками белея,
Все дольше, все теплее,
Значительнее смотрят на меня.

БАЗАР. 1947 г.

В развалинах били фонтаны роскошной сирени,
Слонялись по городу пьяные толпы акаций,
Мимо акаций к базарам текло населенье:
Плакать, смеяться, менять, голодать и толкаться.

Какие там вкусные были продукты питанья!
В холмах мамалыги голодные взгляды пасли молдаване,
Колеса макухи лежали, как сломанная фортуна,
Мидии челюсти сжали, маляс улыбался бездумно.

Торговка кушает бутерброд, держа маргарином книзу,
Кто-то смотрит ей в рот, не дыша, словно идет по карнизу.
Воду старик продавал в синем вспотевшем кувшине.
(Где он лед доставал, не знает никто и поныне).

Горб свой нес, как рюкзак, как имущество, как призванье,
Садилась на этот горб бабочка с огородным названием,
Легкое что-то названивая, летала над ним вприпрыжку,
Когда старик поднимал холодную синюю крышку.

Белая была бабочка, восхитительно несъедобная,
И старику с ней, как с бабушкой, было легко и удобно.
Старик водой угощал, она плясала вприсядку…
Я ее позже встречал на танцевальной площадке.

ОТРЕЧЬЕ

Набрав паутины на плечи,
Сквозь лес пробирался, и вот
Набрел на деревню Отречье,
В которой никто не живет.

Какой ископаемой хвори
Хватило на тысячу душ…
Разросся целебный цикорий,
Стояла великая сушь.

Валялись истлевшие сети,
В траве поплавок потухал…
Вдруг треснуло что-то, и светел
Был пламенный крик петуха.

Казалось, падет наважденье,
И в этот заливистый миг
Начнет на крыльцо восхожденье
Бесшумный веселый старик.

Казалось… но в лиственной раме
Краснел, лиловел, клокотал,
Корявыми топал ногами
Петух, наседал на кота.

На новом наречье, на страшном,
Лишенном корней и начал,
Мешая дичайший с домашним,
Проклятия хрипло кричал.

А рядом, на старом погосте,
Степенно, одна за одной,
Как дети, пришедшие в гости,
Могилы стояли стеной.

И глубже поверхностной гнили,
Под слоем пожухшей травы
Усопшие строго хранили
Остывшие печи живых.

Хранили холодные печи,
И ждали — вернутся вот-вот…
Чудная деревня Отречье,
В которой никто не живет.

«Одну секунду будет больно…»