Птичий домик (СИ)

- Боюсь, что мне придется описать это новое место подробно. Начну с того, что в помещении была большая выходившая на улицу комната, а за ней - смежные комнаты меньшего размера, выходившие в переднюю комнату снимаемого помещения. Одно окно этой комнаты выходило на узкий боковой двор. Я это ясно изложил? Представляете ли вы план прачечной Эммануэля?

Гости ответили, что представляют, и он продолжил:

- Заняв это помещение, Эммануэль, прежде всего, сдал две маленькие комнаты пожилой одинокой женщине из цветных, занимавшейся своими делами и не лезшей в чужие. Когда сделка между ними была завершена, дверь со стороны прачечной закрыли и закрепили болтами, но Эммануэлю этого показалось мало, и он надежно забил ее гвоздями. Выходящее во двор окно он забрал железными прутьями, посаженными так тесно один к другому, что и перепелятник между ними не пролез бы. После этого он установил на входную дверь с улицы два дополнительных замка с тяжелой цепью и для пущей предосторожности слесарь добавил крепкий железный болт, всё, как понимаете, с внутренней стороны.

Джон Литтлтон выбрал себе гриб, откусил, проглотил и сказал:

- Он уже вложил свой капитал в прачечную, поэтому много свободных денег у него тогда не оставалось. Что же он так основательно охранял, и что ему было терять?

Марселла Кросби взволнованно подалась вперед в своем кресле.

- Само собой разумеется, - сказала она, - те, у кого почти ничего нет, очень ревниво хранят свое добро, и добавила, что люди влюбленные и любимые, оставляют свои богатства без присмотра, и каждый может наложить на них руку или навредить; но когда любовь кончается, мы, наконец, сознаём, сколько богатств утекло у нас сквозь пальцы и всеми силами хотим удержать то, чем уже не владеем.

Когда мы молоды и полны жизни, и здоровья нам не занимать, мы считаем, что всё это дано нам по особому праву и принимаем его без благодарности. Имея богатство, мы не думаем о нем, будто безразличие к вещам, которыми мы обладаем в изобилии, это гарантия того, что они останутся у нас навсегда. Но когда приходит старость с недугами, а жизнь изводит болями, и едва ли стоит за нее держаться, мы, наконец, открываем, что она слишком драгоценна, чтобы от нее отказаться, стараемся сохранить ее хитроумными усилиями и цепляемся за никчемные дни, которые нам еще остались.

Марселла рассказала, что ее всегда занимала сказка о двери амбара и пропавшей лошади. Не потому что содержала непререкаемую истину, а из-за ее коварной хитроумной фальши. Если стремиться к точности, то для соответствия превратной натуре человеческого ума мораль нужно вывернуть наизнанку и предупредить всех, что незачем закрывать дверь конюшни, пока совершенно не убедитесь, что лошадь из нее пропала. Голос ее был смущенным, неуверенным, а потом совсем сник.

Фил Коттман, опубликовавший ее работы и расхваливавший ее как величайшего поэта-мистика после Уильяма Блейка, приходил в замешательство от силы ее воображения, пока оно спокойно не улеглось между переплетами ее книг. Он опустил глаза на коврик и сказал:

- Возможно, Эммануэль накопил больше денег, чем стоила прачечная, и спрятал излишек наличности где-то в доме. Если это так, то меры предосторожности были вполне оправданны.

Парк перед домом был залит светом мягкого и щедрого солнца, а доктор Флюгельман молча смотрела в окно, полузакрыв опечаленные глаза, но вдруг взмахнула рукой в сторону птичьего домика и сказала:

- О, нет, нет! Он боялся не чего-то определенного и реального. Прачечная со всеми замками, запорами, болтами и стержнями была лишь его маленьким скворечником, где он надеялся оставаться в безопасности. О, как хорошо я знаю людей такой породы, и как много их было среди моих пациентов. Они всегда предчувствовали свою судьбу. Они боялись, что их ограбят или убьют, что за следующим домом их ждет ужас, уготованный только им.

Она обернулась к Уолтеру Нэйшену и спросила, выказывал ли Эммануэль свое беспокойство другим людям, теперь вошедшим в протокол его смерти, но он ответил, что не знает. А через минуту уже рассказывал о подробностях жизни Эммануэля в новом соседстве. За все месяцы, что он прожил здесь, Эммануэль ни разу не вышел за пределы этого крошечного района. Помощников у него не было. Он продолжал работать долгие часы, даже дольше чем прежде. Никто не припомнил, чтобы он хоть раз сходил в театр или даже в кино. Он ничего не читал.