Птичий короб

Пульсирующая боль в плече куда тише, чем прежде. Мэлори требовался отдых. Она не давала телу отдыхать, и тело решило по-своему.

Страх парализует затуманенное сознание Мэлори. А если такое случится снова? Вдруг они проскочили место, куда плыли?

Мэлори снова берется за весла, делает глубокий вдох и начинает грести.

Подкатывают слезы. Мэлори плачет, потому что потеряла сознание. Она плачет, потому что волк разодрал плечо. Она плачет по стольким причинам, что не разберешь. Впрочем, одна из причин налицо: дети продержались без ее помощи, пусть даже совсем недолго.

«Ты правильно их воспитала», – думает Мэлори. Эта мысль, порой принимающая уродливые формы, наполняет ее гордостью.

– Мальчик, ты снова должен слушать, – говорил она сквозь слезы. – Понял меня?

– Да, мама.

– Ты, Девочка, тоже должна слушать.

– Я поняла, мама.

«Неужели у нас все нормально? – думает Мэлори. – Неужели я могу потерять сознание, очнуться, а у нас все нормально?»

На правду это не похоже, равно как и на законы выживания в новом мире.

На реке они не одни. Здесь волки, безумцы, твари.

Как скоро они покусились бы на лодку, поняв, что Мэлори без сознания?

К счастью, она снова гребет. Те, что рыщут вокруг, кажутся совсем близко.

– Простите меня, – бормочет Мэлори, гребет и плачет.

Ноги промокли, перепачкались мочой и кровью. Зато сил прибавилось. Законы нового мира жестоки и беспощадны, но Мэлори получила передышку.

Облегчения хватает ровно на один гребок. Потом возвращается привычный страх, и Мэлори снова начеку.

Глава 30

Шерил расстроена.

Мэлори слышит, как она разговаривает с Феликсом в конце коридора. Другие обитатели дома на первом этаже. Гари понравилось спать в столовой, на жестком деревянном полу. За две недели, минувшие с его появления, Гари сдружился с Доном. Мэлори не знает, как к этому относиться. Дон наверняка сейчас с Гари.

В конце коридора Шерил что-то шепчет. Торопливо шепчет. Похоже, она напугана. Они все напуганы. Сильнее обычного. До недавнего времени Том заряжал соседей своим оптимизмом, а теперь они мрачнее день ото дня. Мэлори кажется, дело не только в страхе. Вот и сейчас в шепоте Шерил слышен не только страх. Хочется присоединиться к ним, утешить Шерил. Но Мэлори решает иначе.

– Я занимаюсь этим каждый день, потому что мне нравится, – говорит Шерил. – Это моя работа. Минуты, которые я провожу на улице, для меня драгоценны. Они напоминают о временах, когда у меня была настоящая работа, ради которой я просыпалась. Работа, которой я гордилась. Кормление птиц – единственная ниточка, соединяющая меня с прошлой жизнью.

– Оно дает тебе возможность выйти из дома.

– Да, оно дает мне такую возможность.

Шерил пытается взять себя в руки и продолжает рассказывать, как выходит из дома, чтобы покормить птиц. Коробку она находит ощупью. В правой руке у нее обрезки консервированных яблок. Дверь уже закрылась. В передней ее дожидается Джулс. С завязанными глазами Шерил бредет медленно, опираясь на стену дома. Сперва она касается кирпичной кладки, потом деревянной обшивки, из которой торчит металлический крюк. На нем и висит коробка с птицами.

Птицы уже воркуют, как всегда, когда приближаешься к ним вплотную. Шерил вызвалась их кормить, едва возник вопрос, кому этим заниматься. С тех пор она кормит их каждый день и, в какой-то мере, считает своими. Она говорит с ними, рассказывает о происходящем в доме. Щебет успокаивает ее, как прежде музыка. По громкости щебета Шерил определяет, далеко ли от нее коробка.

На этот раз она слышит не только щебет.

В конце дорожки она различает прерванные шаги. Иначе и не опишешь. Звуки такие, словно кто-то спешил прочь от дома, но резко остановился.

Во время кормежки Шерил – сама бдительность, а сейчас, к своему удивлению, дрожит.

«Кто здесь?» – спрашивает она.

Ответа нет.

А если вернуться? Она скажет, что сегодня кормить не может, что на улице слишком страшно.

Нет, лучше подождать.

Посторонних звуков больше нет.

Зато птицы в коробке волнуются.

«Эй, птички!» – встревоженно зовет она.

Дрожь собственного голоса пугает Шерил. Она наклоняет голову и поднимает руку с яблочными обрезками, словно что-то вот-вот коснется ее лица. Шерил делает шаг. Еще шаг. Наконец она у коробки. Порой добраться до нее от двери – как проплыть в открытом космосе. Ты просто-напросто дрейфуешь.

Сегодня Шерил неописуемо далеко от Земли.

«Эй, птички! – Шерил открывает коробку ровно настолько, чтобы бросить яблочные обрезки. Обычно она слышит стук ножек – птицы мчатся за кормом. Сегодня ножки не стучат, никто не мчится. – Ешьте, малыши, вы что, не голодны?»

Шерил снова приподнимает крышку и бросает оставшиеся обрезки. Это самая любимая часть занятия. Она закрывает крышку, прижимает ухо к коробке и слушает, как суетятся птицы.

Только сегодня они не едят, а взволнованно щебечут.

«Эй, ребята! – зовет Шерил, стараясь сдержать дрожь в голосе. – Ешьте, птички, ешьте».

Шерил отрывается от коробки, решив, что пугает их. Отрывается и кричит.

Кто-то тронул ее за плечо.