Птичий короб

По-прежнему с завязанными глазами, Шерил кружится, неистово машет руками, но не задевает никого. Она не может сдвинуться с места. Не может побежать домой. Кто-то тронул ее за плечо, но кто это, Шерил не знает.

Птицы не воркуют и не щебечут. Они стали тем, чем хотел Том, – живой сигнализацией.

«Кто здесь?»

Ответа Шерил боится. Она не хочет, чтобы ей отвечали. А если крикнуть? Кто-нибудь из соседей выйдет за ней. Заберет ее обратно на Землю. Шерил делает шаг и слышит шорох листьев под ногами. Она лихорадочно вспоминает, как впервые приехала к этому дому, как смотрела на него из окна машины. Здесь было дерево? Здесь, у дорожки?

Было или нет?

Вдруг плечо ей задел упавший лист?

Если хоть на миг открыть глаза, выяснить было бы проще простого. Убедиться бы, что вокруг ни души, что это лист упал.

А она не может.

Дрожа, Шерил прижимается спиной к стене и медленно скользит к двери. На каждый звук реагирует – то влево повернет голову, то вправо. Высоко в небе летит птица. На другой стороне улицы дерево шелестит листвой. Подул теплый ветерок. Шерил обливается путом, ощущает спиной кирпичную кладку. Скорее в дом!

– Боже мой! – восклицает Феликс. – По-твоему, это был лист?

Шерил молчит. Мэлори высовывается чуть дальше в коридор.

– Да, – неожиданно отвечает Шерил. – Если подумать, получается именно так.

Мэлори возвращается к себе в комнату и садится на кровать.

Звуки, которые Феликс слышал у колодца. Виктор, лаявший на завешенные окна. Взбудораженные птицы и Шерил…

Неужели внешний мир и то, от чего они прячутся, наступают?

Глава 31

По мнению Мэлори, с появлением Гари дом стал другим. Единодушие исчезло. Изменилось немного, только при нынешних обстоятельствах любая перемена значительна.

Больше всего Мэлори беспокоит Дон. Когда Том, Джулс и Феликс беседуют в гостиной, Дон сидит с Гари в столовой. Дон живо заинтересовался человеком, который снял одеяла с окон и отпер двери. Мэлори стирает в кухонной раковине – осталась половина предпоследней упаковки порошка – и слушает сразу два разговора. Том с Джулсом мастерят поводки из рубашек с коротким рукавом, а Гари объясняет Дону, как рассуждал Фрэнк. Речь только о мыслях Фрэнка. Мысли самого Гари никогда не обсуждаются.

– Дело не в том, что одни готовы лучше других, – начинает Гари. – Тут, скорее, как в трехмерном кино. Сперва кажется, что предметы действительно в тебя летят. Зрители закрываются руками. Только самым умным с самого начала известно, что они были и остаются в безопасности.

Отношение Дона к Гари диаметрально изменилось. Мэлори кажется, что она знает, когда произошла перемена.

«По-моему, такая теория не безумнее нашей», – сказал Дон однажды Гари.

– Нам тяжело, – говорит он сейчас Дону, – потому что новостей больше не поступает.

– Вот именно.

Еще недавно Дон голосовал против того, чтобы впустить Гари, а сейчас единственный из обитателей дома сидит с ним и разговаривает, разговаривает, разговаривает.

«Дон скептик по натуре, – думает Мэлори. – Ему нужен собеседник. Дело только в этом. Дону нужен собеседник. Неужели не понимаешь?»

Мысли дельные, но почему-то не укореняются. Как ни крути, Дон и Гари обсуждают истерию и то, что твари безопасны, если подготовиться к встрече с ними. Мэлори знает, что Дон больше боится людей, чем тварей, причем давно. Тем не менее он зажмуривается, когда открывают и закрывают входную дверь. Он не смотрит в окна. В безвредность тварей он не верил никогда. Неужели Гари удалось его переубедить?

Мэлори хочет поделиться с Томом. Хочет отвести его в сторону и попросить, чтобы остановил беседы Дона и Гари. Или хотя бы потолковал. Вдруг его слова повлияют на ход разговоров? Направят их в менее опасное русло? Да, она хочет поделиться с Томом мыслями о Доне.

Разногласия.

Встревоженная Мэлори идет через кухню в гостиную. Том с Феликсом разложили карту на полу, изучают ее, высчитывают расстояние в соответствии с масштабом карты. Джулс учит собак командам.

– Стоять! Вперед! Вперед!

– Нужно измерить среднюю длину твоего шага, – говорит Феликс.

– Что вы тут затеваете? – спрашивает Мэлори.

– Меряем мои шаги, – отвечает Том, поворачиваясь к ней. – Считаем, сколько их в миле.

Феликс прикладывает рулетку к стопе Тома.

– Если при ходьбе слушать музыку, я поймаю ритм, – говорит Том. – Тогда шаги, которые мы замеряем здесь, получатся ближе к тем, что я сделаю на улице.

– Как в танцах, – добавляет Феликс.

Мэлори поворачивается. Олимпия стоит у кухонной раковины, моет посуду. Мэлори подходит к ней и снова берется за стирку. После четырех месяцев затворничества Олимпия подрастеряла лоск. Кожа потускнела, глаза запали.

– Ты беспокоишься? – неожиданно спрашивает Олимпия.

– О чем?

– О том, чтобы пережить.

– Что пережить?

– Роды.

Мэлори хочет сказать Олимпии, что все будет хорошо, но не находит нужных слов. Мысли-то о Доне.

– Мне всегда хотелось ребенка, – говорит Олимпия. – Я так обрадовалась, когда узнала о беременности. Почувствовала, что теперь у меня есть все. Понимаешь, о чем я?

Мэлори ничего подобного не чувствовала, но заверила, что понимает Олимпию.

– Ах, Мэлори, кто будет принимать у нас роды?