Птица

Сердце у Птицы снова сжалось, и он судорожно вздохнул. Вот он на земле, а там, где-то высоко-высоко, ангелы, чьи крылья наполнены полетом и бессердечным ребячеством. Крылья Птицы, запертые в лопатках, едва слышно зазвенели. Птица опустил голову и огляделся вокруг: полутемное пространство было наполнено стылым и медленным воздухом, оно прохладой обдавало его щеки и заставляло простудно шмыгать носом. Полутьма почти незаметно мерцала белыми точками, а потом вдруг окатила Птицу блестящей волной. Он сжался в страхе и обернулся на Надю – та стояла совсем рядом и тоже разглядывала мерцающий воздух, чуть хмуря брови.

– Ты видишь? – спросил он тихо, ища ее взгляд.

– Да, – так же тихо ответила Надя.

Они смотрели друг на друга в тишине, которая иногда прерывалась звонкой капелью по разрушенному кирпичному полу, балкам и листьям растений, проросших сквозь пол. Звон становился громче. Мысли из головы Птицы испарялись, будто импульсивно стертые ластиком.

– Птица, – вдруг негромко сказала Надя. Она подошла к нему сзади и легко коснулась ладонью его спины. Птица замер. Надя ласково погладила его лопатки. – Покажи мне свои крылья, Птица. Пожалуйста.

Птица зажмурился, лихорадочно закачал головой. Надя молчала, все еще держа ладонь там, где теплились его крылья. Птице было страшно.

– Я не знаю, что с ними, – прошептал он. – Я не уверен, что Ру сделал лучше. Может, я выпущу их – и они исчезнут, на раз-два. И все.

– Ты чувствуешь их? – мягко спросила Надя. От ее ладони волнами шло тепло.

Птица кивнул.

– Ты не узнаешь, что с ними, если не посмотришь. Будешь гадать и сомневаться. Не сомневайся, Птица. Я рядом. Поверь в них. И в себя.

Птица выдохнул и вздрогнул. Воздух вокруг него дребезжал и переливался жемчужным светом, искрился. В голове было пусто, как в заброшенной церкви, только пульсировал образ крыльев, наполненных высотой. Крылья были небом, но крылья принадлежали только ему, а не небу, и сейчас он явственно это чувствовал. Он был полетом, и полет был им. Все сомнения и беготня от неба к земле и обратно, шаткие попытки удержаться и зависнуть где-то между, так долго державшие его крепкими стыдными наручниками, вдруг рухнули. Не было никаких баррикад. Не было никаких сторон. Был только Птица – крылатый и легкий, не старающийся угодить ни ангелам, ни людям. Сияло не пространство, а он сам – желанием открыть важную часть себя Наде, довериться ее ласковым ладоням и показать себя таким, какой он есть, что бы ни случилось дальше.

Птица распахнул глаза. В подкупольной тишине были слышны только кружащийся ветер и запоздалые дождевые капли, звонко срывающиеся со сводов. Он сосредоточился на чувстве полета и Надиной ладони на спине. Страха не было, была только любовь. Он услышал трепет перьев, вырвавшихся из костяной клетки его лопаток. С земляного пола поднялась пыль, Птицу подбросило, а по телу пробежали мурашки. Он вдруг понял, что дело не в холоде.

– Посмотри, – услышал он голос Нади, а потом почувствовал, как она почти незаметно провела ладонью по перьям его крыла. – Посмотри, Птица.

Птица перевел взгляд на крыло, по сравнению с которым даже высокая Надя, стоящая рядом, казалась крошечной. Его крылья светились белоснежностью, подрагивали в ожидании полета, перья колыхались, заигрывая с ветерком, а сам Птица чувствовал себя таким легким, каким не был уже давно. Птицу мурашило с ног до головы.

Он закрыл рот рукой, все еще таращась на свои лучезарные крылья – как в первый раз, хотя за вечность на небе он и не помнил, когда увидел крылья впервые: казалось, что они были всегда, и поэтому он относился к ним как к должному, не осознавая, что они могут его подвести. Или он их?

– Они такие красивые, Птица. – Надя улыбалась ему, зарываясь пальцами в огромные кроющие перья. Птице понадобилось время, чтобы вспомнить, что его материальным легким все еще требуется кислород. Он непонимающе посмотрел на Надю, ловя ее взгляд:

– Почему сейчас?

Та пожала плечами, все еще разглядывая каждое пушистое перо. Потом она оглядела его всего, отошла на шаг и склонила голову.

– Возможно, потому что крылья перестали быть самоцелью. Перестали быть точкой, на которой ты замкнулся. Ты искренне поверил в них – в себя. Может, это все, что было нужно. Может, это всегда самое важное.

Неожиданно для себя Птица кивнул, понимая, о чем она. Между ними царили мягкость и бережность. Взгляд Птицы метался между Надиными глазами и ангелами в куполе, которые, как он раньше, с любопытством наблюдали за земными мытарствами. Он внимательно разглядывал плоские изображения ангелов, пока не понял, что они все ближе и ближе, а он, впервые за столько лет, легко парит в воздухе, размахивая крыльями в пространстве церкви. Это было неидеально и неуклюже, но сейчас этого было достаточно. Птица рукой коснулся самого центра купола, окрашенного в нежно-розовый, и завис там, чувствуя себя одним целым с крыльями. Те радостно звенели, истосковавшись по Птице, который так долго тонул в сомнениях и страхе, горел злостью и обидой – и наконец воспарил.