Его голова была пустой, он ни о чем не думал, только крылья его подрагивали, иногда врезаясь в стены барабана. Сверху на него сыпалась штукатурка, оседая розовой крошкой на его волосах, но он только радостно и беззаботно смеялся, наслаждаясь полетом. В легкости и воздушности он ощутил себя собой, и в этой самости он почувствовал силу и храбрость, которые так безуспешно пытался собрать в кучку, пока в одиночестве мучился и проходил испытания, тревожился и кружился на месте, никого к себе не подпуская. Он усмехнулся и покачал головой, кончиками пальцев касаясь деревянных перекрытий купола.
Все эти испытания были не для демонстрации преданности небу, не для выбора сторон. Испытания были для того, чтобы он решил сам за себя, чего на самом деле хочет. Испытания были о нем. Он никогда этого не понимал, потому что всегда был вестником и никогда – испытуемым. Все было о нем и о его выборах, а он был слишком погружен в «стороны», «баррикады» и небесные пугалки, чтобы задуматься о себе. Теперь все казалось прозрачным и кристальным, как лед Байкала.
Птица опустил глаза. Внизу ждала Надя, подтянулись Илья с Лерой и Лиза. Они во все глаза смотрели на парящего Птицу и улыбались. Птица широко улыбнулся им в ответ, тряхнул лохматой головой. Он медленно приблизился к ребятам, стоявшим полукругом в развалинах церкви, и завис в метре над землей, оглядывая каждого трепетно и сердечно. Они не сводили с него спокойных внимательных взглядов, будто уверенные в нем и в том, что он делает. Птица был настроен решительно.
– Что скажешь? – спросила его Надя. Птице думалось, что она видит его насквозь. В эту самую минуту ему было ничуть не страшно.
– Все. Это последнее, – негромко сказал он, косясь на светящиеся крылья.
– Последнее испытание? – переспросил Илья, обводя взглядом пространство. Оно все еще мерцало, но с каждой секундой огоньки блекли и таяли. – Это тебе там сказали?
Птица покачал головой, а потом посмотрел вверх, на фреску с ангелами под куполом. Никто ему ничего не говорил, но сердце у него было спокойное и билось размеренно, без единого тревожного колыхания. В голове чуть звенело, когда он пытался поймать взгляды нарисованных ангелов, но звон этот постепенно затихал, пока не остался эхом на краешке сознания.
– Что теперь? – снова подал голос Илья.
Птица переглянулся с Надей, задержал взгляд на Лере и Лизе, а потом остановился на Илье и улыбнулся.
– А теперь – домой, – ответил он. – Поехали домой.
Птица напоследок бросил взгляд под купол, еще разок оглядел свои пушистые и легкие крылья, улыбаясь себе под нос. Небесный звон в голове прекратился. Его сменило последнее произнесенное им слово: «Домой, домой, домой». Оно отбивало уверенный ритм, перемежаясь со стуком его сердца.
Он больше не нуждался в отмашке от неба, чтобы решить, что делать дальше, понял он. Не нужно советоваться и спрашивать, какой выбор будет верным: никто не мог гарантировать, что он поступает правильно. Не нужно было ни с кем согласовывать планы. Он явственно почувствовал, что теперь это был только его выбор – и ничей больше. Все, что Птица мог прямо сейчас, – решить сам за себя, чего он хочет, и взять за этот поступок ответственность. А дальше плясать по ходу дела – шаг за шагом, день за днем, минута за минутой.
Тихонько пружиня на ногах, Птица опустился на землю.