Птица малая

София и Энн спасовали. Алан вбросил еще два выращенных в трубе Волвертона арахисовых орешка.

Джордж, объявив перерыв, вплыл в кают-компанию, через плечо Энн заглянул в брошенные ею карты.

– Трусиха! – объявил он. – А я бы сыграл! – Она бросила на него свирепый взгляд, однако Джордж звучно чмокнул ее в шею. Четверть земного тяготения – такая забава.

Эмилио добавил еще четыре орешка, потом еще четыре и откинулся на спинку стула, щурясь сквозь воображаемый сигаретный дымок.

– За восемь бобов, Пейс, можете узнать мой расклад.

Проигнорировав узнаваемую фразу Хамфри Богарта[60], Алан принял пари. Сандос будет играть с чем-то или ни с чем вообще.

– Пятерки? Ты блефовал с парой пятерок? – воскликнул Алан, когда они открыли карты. – Сандос, я тебя никогда не пойму! Почему ты не вытащил три карты?

Восторженно улыбнувшись, Эмилио пожал плечами:

– Пятерки могут побить четверки, так? Моя сдача. Раскошеливайтесь, леди и джентльмены, раскошеливайтесь.

Получив карты и разглядывая их, все невольно поддались заразительному веселью, распространявшемуся от Эмилио вокруг стола.

– Идеальная физиономия для покериста, – покачал головой Д. У. – Смеется всему. Хороший расклад, радуется, плохой – тоже смеется.

– Верно, – дружелюбным тоном согласился Эмилио. – Алан, обращаюсь лично к тебе. Выбери любую карту. И я потащу.

Алан взял карту из середины протянутой ему раздачи Эмилио, и тот взял карту с верха колоды. Предсказуемым образом он изобразил величайшее удовлетворение, так что можно было подумать, что у него на руках флеш[61] или четверка карт одинакового достоинства. Когда окончилась торговля, он подвинул все орешки на середину стола.

– Победитель забирает все. Действуйте, Пейс, – предложил Эмилио.

Все положили карты, и Алан взревел от негодования:

– Не верю своим глазам! Стрит[62].

Эмилио уже почти кричал:

– Но самое худшее в том, что это ты дополнил его. У меня ничего не было! – Пододвинув орешки к Алану, он поднял руку, преобразившись на глазах всех находившихся за столом в самого Будду, воплощение бесстрастия. – Трюк заключается в том, чтобы ничего не желать. Я полностью безразличен к выигрышу.

Послышались возгласы «Лжец!» и мрачные комментарии, требовавшие немедленного покаяния, поскольку Энн, София и Д. У. видели, как менялось выражение лица Эмилио, и круглые глаза Алана, озадаченного этим взрывом.

– Он мошенник до мозга костей, Алан, – произнес Джордж. – Изображает, что покер ему безразличен, только потому, что не любит арахис. Но вырежет из твоей груди сердце на второй базе, если решит, что ты намереваешься украсть третью.

– Верно, верно говорите, товарищи, – мирно проговорил Эмилио, собирая колоду, пока все обличали его. – Но если бы мы играли на изюмины, картина была бы иной. Я люблю изюм.

– Изюм пачкает карты, – наставительно произнесла София.

– И когда же вам наконец надоест практический взгляд на вещи? – изобразил возмущение Эмилио.

– Бинго, – донесся до них голос Джимми.

– Нет, покер, – поправил его Эмилио. – Бинго – это такое лото, когда ты раскладываешь фишки по номерам…

Он умолк, глядя на вошедшего в кают-компанию Джимми. Один за другим все остальные поворачивались к нему и умолкали, ожидая нового откровения.

– Планета, – блаженным голосом произнес Джимми. – Мы нашли ее. Мы нашли планету. Быть может, не планету Поющих, но планету мы точно нашли.

* * *

ПОСЛЕ ТОГО КАК на половине пути они развернули астероид вперед двигателями и начали торможение, им приходилось каждые две недели останавливать двигатели и производить наблюдения в широком спектре параметров, слушать радиосигналы, сделавшиеся заметно более сильными, но так и оставшиеся странным образом прерывистыми. Когда «Стелла Марис» вышла из плоскости планетной системы альфы Центавра, поднявшись «над» ней, чтобы увеличить поле обзора, случилось нечто более странное, чем прерывистость передач: они полностью потеряли радиосигналы. И это смутило всех, хотя реакции членов экипажа различались от невозмутимой веры Марка в то, что в конечном итоге все наладится, до владевшего Джорджем едва ли не сделавшегося материальным разочарования, поскольку причина этого явления оставалась загадочной и непонятной. Однако Эмилио как будто бы испытывал странное, едва ли не головокружительное облегчение и самым бодрым тоном предлагал всем развернуть астероид и отправиться домой, но его идея вызывала самое решительное отвержение у всех остальных.

Теперь все столпились на мостике, у дисплея, a Джимми гонял взад и вперед изображения, так что все могли видеть светлую точку, менявшую яркость от кадра к кадру и постепенно смещавшуюся.

– А вы заметили, – проговорил он, – как меняется изображение? Оно становится то ярче, то темнее. Значит, там, внизу, неровное место.

Марк Робишо, выбравшийся из крошечного гимнастического зала на общий шум, пригнулся к Джимми и указал на расплывчатое пятнышко, находившееся ближе к центральной звезде.

– И вот здесь. Еще одна.

– Соколиный глаз, – похвалил его Джимми. – Точно. И эта тоже.