Птица малая

Вдохновение на мгновение оставило его. Энн позволила ему помолчать и привести мысли в порядок. Наконец он посмотрел на нее, улыбнулся и, спустившись с постели, сел возле нее на пол, прикоснувшись плечом к ее плечу, подтянув колени. Разница в возрасте в данный момент казалась менее важной, чем почти одинаковый рост.

Энн вдруг вспомнилось, как лет в тринадцать сидела подобным образом рядом со своей лучшей подружкой, обмениваясь с ней тайнами и догадками.

– Так вот. Все продолжало совершаться так, как если бы Бог в самом деле находился рядом с нами. И я, как Марк, слышал собственный голос, произносящий Deus vult, но происходящее по-прежнему казалось мне диким розыгрышем. И вот однажды ночью я позволил себе подумать, что происходящее есть именно то, чем оно мне кажется. Что происходит нечто чрезвычайно важное. Что у Бога есть особая мысль обо мне… помимо сточных канав то есть… И даже сейчас я часто думаю о том, что на самом деле я безумен, как безумно затеянное мной предприятие. Но иногда… Энн, случаются такие мгновения, когда я позволяю себе верить, и когда это у меня получается, – проговорил он уже шепотом, открывая лежащие на коленях руки навстречу чему-то, – когда у меня это получается, приходит удивительное ощущение. Все внутри меня обретает смысл, все, что сделал, все, что когда-либо происходило со мной, – все это вело сюда, – туда, где мы сейчас находимся. Но, Энн, это же страшно, и я не знаю почему…

Она подождала, не скажет ли он чего-то еще, а когда молчание затянулось, решила выстрелить наугад.

– А знаешь ли, что самое ужасное в признании в любви? – спросила она его. – В том, что ты оказываешься нагой. Ты стоишь перед лицом опасности, отказавшись от всякой защиты. У тебя нет одежды, нет оружия. И спрятаться негде. Ты со всех сторон уязвима. И терпимой ситуацию делает только твоя вера в то, что он, тот, перед кем ты стоишь, тоже любит тебя и ты можешь довериться ему в том, что он не причинит тебе боль.

Эмилио с удивлением посмотрел на Энн.

– Да. Точно. Именно так я себя чувствую, когда позволяю себе верить. Будто меня охватывает любовь, и я стою нагим перед Богом. И это ужасно, как ты говоришь. Однако мне стало казаться, будто я груб и неблагодарен, понимаешь? Потому что все сомневаюсь. В том, что Бог любит меня. Лично.

Он фыркнул, словно не веря себе и удивляясь одновременно, и на мгновение прикрыл рот обеими руками и тут же опустил их.

– Это у меня от безумия? Или от самомнения? Думать, что Бог любит меня?

– Звучит вполне здраво, – проговорила Энн, пожав плечами и улыбнувшись. – Тебя очень легко полюбить.

И, произнеся эти слова, она похвалила себя за то, как естественно и непринужденно они прозвучали.

Он чуть отодвинулся, чтобы посмотреть на нее, и глаза его наполнились лаской, открывая истину, в которой уже не было сомнения.

– Madre de mi corazón[64], – проговорил он негромко.

– Hijo de mi alma[65], – отозвалась она с той же лаской и уверенностью.

Но мгновение миновало, и они вернулись назад, по-компанейски сидя на полу, глядя на колени. Магия рассеялась, он усмехнулся:

– Если мы еще задержимся здесь, то нарвемся на скандал.

– Ты так считаешь? – спросила она, глядя на него круглыми глазами. – Как это лестно!

Поднявшись на ноги, Эмилио протянул руку Энн. При пониженном тяготении она легко поднялась на ноги, однако задержала его руку на мгновение дольше, чем было необходимо… они обнялись и засмеялись, потому что невозможно было решить, чья рука должна была лежать на чьих плечах. Потом Энн отворила двери и усталым голосом обратилась в пространство:

– Эй, люди, кто-нибудь, дайте сандвич этому человеку.

Джимми возопил:

– Сандос, ну и тип! Когда же ты ел в последний раз? Неужели мне надо заботиться обо всем?

София же промолвила:

– Должно быть, в следующий раз нам придется играть на изюмины.

Однако сандвич для Эмилио они с Джимми уже приготовили. И жизнь внутри астероида, несущегося над плоскостью планетной системы звезды альфа Центавра в поисках знака от Бога, потекла прежним чередом.

* * *

– У МОЕГО ПАПАШИ был «бьюик», так он точно так ездил, – пробормотал Д. У. Ярброу в какое-то мгновение. – То этим боком вперед, то другим, прямо как тот грязный боров в канаве.

Никто не посмел усмехнуться. Последние две недели Д. У. Ярброу и София Мендес работали не покладая рук, постепенно подводя «Стеллу Марис» все ближе и ближе к планете. И без того опасный процесс складывался то так, то этак, и Д. У. подчас срывал усталость на своем экипаже.

Все сделались раздражительными, а уж после того, как Д. У. наконец с огромным трудом вывел корабль на приемлемую орбиту и они оказались в невесомости, общее настроение вообще пошло вразнос. Уже три года они пахали как лошади для того, чтобы оказаться здесь, возле планеты, к которой летели. Проводя в тесноте более восьми месяцев, они превосходно ладили друг с другом, однако напряженность, тревоги и гнетущая неопределенность, нечасто ведя к перебранкам, тем не менее проявлялись в молчании, с которым глотались обиды.