Птица несчастья

– Нет, я поступил не так. Не нашел мертвую воду. Вернулся. Предал ее – Лизу.

Глава третья. Мертвое озеро

Федор не ожидал: Максимус и остальные отправились с ним. У Федора закончились все доводы, чтобы отговорить их, да и сил не осталось.

– Не хочу, чтобы вы погибли, – в очередной раз сказал он.

– Не тебе решать, – отрезал Максимус. – Ты Алену свою не спрашивал, и мы тебя не станем.

Максимус тоже надумал идти за живой водой, Федор радовался этому и стыдился своей радости. Все же находиться в компании не то, что одному. Среди попутчиков ты под прикрытием, и не надо бояться ночевать под открытым небом; и думать о том, как раздобыть еду, проще – есть на кого понадеяться. После недолгих размышлений Максимус оставил кишку с мертвой водой возле фонтана, решив, что заберет на обратном пути. Грелку Федор положил рядом – нечего лишний вес таскать.

– Или вернемся, – подытожил Максимус, – или она нам больше не понадобится.

Симаргл воспринял поход как развлечение и теперь крутился вокруг Федора и Максимуса, путался под ногами Полкана, который даже споткнулся пару раз, но деятельного Симаргла это не остановило. Федор закинул рюкзак за спину и неожиданно ощутил небывалую легкость: будто валун с души свалился. До этого момента он жил в огромном напряжении под гнетом тяжести, которую тащил за собой. Теперь Рубикон перейден, все сомнения позади, и будь что будет.

Федор бросил прощальный взгляд на фонтан с мертвой водой. Девушка с веслом смотрела вдаль с равнодушным видом, струи воды омывали ее спортивное тело, и казалось, она подобно Афродите шагает навстречу людям, чтобы принести в мир любовь. Полкан хлопнул его по плечу.

– Ничего, не долго ей одной куковать. Скоро пионерия подтянется, веселее будет, – он подмигнул Федору.

– Присядем на дорожку, – Оле не хватало только баулов с вещами, она выглядела жительницей провинциального городка, томящейся в ожидании скорого поезда, который останавливается у перрона всего на одну минуту.

Федор внезапно ощутил тоску, которая случается, когда приходится проститься с чем-то родным и привычным. Остальным тоже передалось его настроение, и только Симаргл стучал по земле хвостом в предчувствии прогулки.

– Ну, с богом, – от Максимуса было странно услышать обращение к высшим силам.

Федор думал, так говорят лишь глубокие старики, вытаскивая это выражение из омутов памяти. Хотя и место, и время подходящее, чтобы подобным образом ознаменовать продолжение пути. Словно случился некий перелом, и надеяться можно только на везение, дарованное богами.

Федор узнал о Максимусе то, что не хотел бы знать, да и Максимус вряд ли счастлив, что разоткровенничался. Федор не понимал, каким чудом удержался, чтобы не бросить в лицо Максимуса жестокие слова: тот сам струсил и подбивал на это Федора. Но сдержался: не ему судить, пусть Максимус сам разбирается. Это его ноша, и Федор не хотел бы оказаться на месте попутчика. Да и нельзя использовать чужую откровенность, чтобы сделать больно.

Они миновали фонтан и свернули в сосновую аллею. Деревья росли на расстоянии друг от друга, их пышной кроне ничто не мешало – они раскинули ветви-руки во все стороны. Кора, цветом напоминающая обожженную глину, была покрыта глубокими трещинами, точно морщинами. Толстыми корявыми стволами сосны походили на застывших исполинов: величественных, сохранивших призрак былой силы.

– Какой тут воздух сладкий, – заметила Оля, и Федор вдохнул полной грудью: да, дышится легко.

Пахло хвоей и прелой землей. Сквозь редкие ветви пробивалось солнце, окрашивая иглы в золотисто-рыжий цвет, отчего сосны казались увенчанными коронами. На синем небе не было ни единого облачка, и сочетание пронзительно-желтого, синего и терракотового цвета почему-то напомнило Федору об Эдеме – первозданном рае, откуда человечество было изгнано. Что ж, Федор и его попутчики сами покидают это место, но на душе стало тоскливо, будто он лишился чего-то важного в жизни.

…Сколько раз ходил за мертвой водой, а уходить отсюда было всегда невмоготу. Максим обернулся и посмотрел в просвет аллеи, в конце которой белела статуя девушки с веслом. Сердце заныло от неясного предчувствия: наверное, ему не вернуться больше сюда. Но Максим прогнал тоскливые мысли: что жалеть, когда выбор сделан? Он не собирался рисковать жизнью, но что-то в нем надломилось в тот миг, когда Федор произнес, что Максим поступил бы так же.

Не поступил. Не смог. Отказался. Проиграл. И уже двадцать лет жалеет об этом. Ну и что, что Лиза умерла, и его возвращение с водой ничего не изменило бы. Про себя он знал бы, что сделал все возможное, что смог прыгнуть выше головы и сорвать звезду с неба. А Максим вернулся как побитый пес и живет с этим знанием. Точнее, не живет, а существует.